Жан Марэ: О моей жизни (1994)
Глава 6. (страницы 69-72)
(Перевод Натэллы Тодрия)| страница 69 |
Дюллен симпатизировал мне, потому что я усердно занимался. Никогда не пропускал уроков в субботу с пяти до семи часов. Когда бы он ни вызвал меня, я всегда был готов. С большинством моих товарищей дело обстояло иначе. Они всегда находили разные отговорки:
— Господин Дюллен, я не нашёл пьесы, партнёра. Был болен... Я снимался в кино...
И так далее.
— Марэ!
Я был готов.
— Ну что же, поскольку хочет работать один Марэ, я буду заниматься только с ним.
В этот раз он занимался со мной и дикцией, и дыханием, и постановкой голоса. Обычно же он занимался только ролью. Как я жалею сейчас, что не записывал за ним. Мы все бывали поражены, восхищены его замечаниями. Многому могли научиться и тогда, когда на сцене был кто-нибудь из товарищей, а не только, когда играли сами. Мне так хотелось бы вновь услышать, как толковал Дюллен Гарпагона или Гамлета, работая с Жаном Виларом, который учился вместе со мной.
Он избегал показывать интонацию. Его интеллект, интуиция, знание театра, его ищущая, изобретательная, творческая мысль направляли нас, указывая путь к театру, который мы постигали и полюбили благодаря ему. Он редко сам проигрывал сцену. Если он делал это, то только для того, чтобы доказать нам, как легко поставить себя и положение героя, зажить его чувствами. Ученикам драматической школы всегда хочется сдвинуть горы. А Дюллен не играл, он «просто» жил на сцене перед нами. Мы видели то, чего не знала публика: Шарля Дюллена — учителя, Дюллена, ещё более великого актёра и режиссёра, чем тот, которого ценили зрители.
Примечания:
Вилар Жан (1912 — 1971) — французский актёр и режиссёр, организатор и руководитель театральных фестивалей в Авиньоне с 1947 года.
| страница 70 |
Я не платил за уроки; как статист зарабатывал десять франков в день. Мне не хотелось просить денег у матери, а этих десяти франков не хватало на транспорт, еду и грим.
Я решил попросить у Дюллена небольшой прибавки.
— Сколько же ты хочешь, мой мальчик?
— Двадцать пять франков, господин Дюллен.
Он поглядел на меня с большой грустью:
— Ты хочешь разорить театр, малыш.
Теперь я знаю, что у Дюллена были огромные финансовые трудности с многочисленной труппой. Ему приходилось без конца приносить огромные жертвы.
Он дал мне много больше, чем эти двадцать пять франков, в которых отказал: он заразил меня любовью к театру и дал возможность завоевать своё место в нём.
Как-то я работал над сценой Нерона. Я попросил товарища, вместе с которым мы ежевечерне изображали римских бегунов, подыграть мне. Товарищ слушал меня, оторопев:
— Ты что, собираешься так сыграть перед Дюлленом?
— Да, а что?
— Сумасшедший! Совершенно сумасшедший! Ты хочешь, чтобы тебя разнесли?
Я сыграл эту сцену.
Дюллен не разнёс меня. Я даже почувствовал какую-то симпатию и приязнь с его стороны. Почти все ученики брали так называемые консерваторские сцены. Одни играли хорошо, другие хуже, но у всех была одна и та же манера, та же фразировка, тот же тон.
В том, что показал я, было нечто непривычное. Конечно, было много недостатков, но всё же и что-то неожиданное. В этот день Дюллен снова занимался только со мной. Мне посчастливилось иметь такого необыкновенного учителя. Когда я уверял, что провал в Консерватории — удача, я ещё не знал, что это действительно так.
Примечания:
Нерон — персонаж трагедии Ж. Расина (1639 — 1699) «Британник». Любимая роль Жана Марэ.
| страница 71 |
Сейчас ко мне приходят молодые люди, чтобы спросить, как стать актёром. Я всегда ратую за театральную школу. Иногда мне отвечают: «У меня нет денег». И у меня не было денег, но я верю, что если учитель увидит подлинную любовь к театру, он не откажется давать уроки. Мне говорят: «Дюллена уже нет». Но есть другие учителя и, я знаю, очень хорошие. К тому же, не забывайте, что каждый несёт в себе свою собственную школу, если только у него хватает мужества наблюдать себя со стороны и отнестись к себе с предельной строгостью. Критика — это великая необходимость. Поэтому даже посредственный учитель приносит пользу.
Я никогда до этого не сознавал, что театр — такая же профессия, как и все другие. Но если это так, то нужно учиться ей столь же серьёзно и терпеливо, как и любому ремеслу. Я это понял с первых же уроков. Поэтому после провала в Консерватории твёрдо решил во что бы то ни стало пробыть у Дюллена три года.
Меня задевало, что Розали относилась к моей работе в театре и в школе как к праздному занятию. Говоря по правде, для неё не существовало работы, не приносящей денег. Поэтому между нами возникали трения, терзавшие меня. Но любопытно, что от этого моя любовь к театру только росла.
После смерти тёти все заботы по дому свалились на бабушку. Я помогал ей всё меньше и меньше, так как ложился очень поздно, а вставал чуть свет. Запирался в своей комнате и репетировал отрывки. В глазах бабушки театр был постыдной профессией, занятием бездельников. Здесь она сходилась с Розали.
| страница 72 |
Как-то вечером мать снова не пришла домой. Бабушка дожидалась меня. Вернувшись из «Ателье», я понял по её покрасневшим глазам, что в эти долгие часы ожидания она оплакивала своё горе. Я обнял её, целовал мокрые от слёз щеки. Стол был накрыт. На погашенной плите стояли кастрюли. Я приготовил липовый отвар. Она машинально выпила его. Принёс ей шерстяной платок. Мы сидели у окна. Бабушка то и дело приподнималась с кресла: едва раздавался шум машины, замедляющей ход, она протирала запотевшее стекло. «Твоя мать доведёт меня до могилы, я умру от горя», — твердила она.
Я мечтал спасти Розали. Спасти от самой себя. Но как я могу помочь ей? Мне было двадцать два года, я зарабатывал десять франков в день, а надо было иметь достаточно денег, чтобы освободить её от того, что она называла своей «работой». Сколько пройдёт времени, прежде чем я смогу добиться этого? Я любил Розали, как никого на свете, но что я сделал для неё? Ничего.
Утром звонок. Я открываю. Какая-то женщина протягивает мне письмо. Я узнаю почерк Розали. «Я в госпитале Ларибуазьер», — пишет мать. Она называет отделение, палату, просит меня прийти к ней и потихоньку пронести плиссированную юбку, пуловер, туфли. Она уйдёт вместе со мной. Добавляет, что чувствует себя хорошо.
Я был счастлив: я смогу спасти Розали. Я прекрасно понимал, что речь шла о побеге.
С нетерпением дождался часа посещения. Вещи я пронёс, засунув их к себе под плащ. Как только вошёл в палату, я сразу увидел Розали. Обнимая её, сунул под одеяло юбку, пуловер и туфли. Разговаривая со мной, она потихоньку одевалась.
| страница 68 | Содержание | страница 73 |