Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 10. (страницы 133-137)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 133

Мы собираемся поехать в Сен-Тропез — я там проведу мои самые прекрасные каникулы. Жан написал в Версале новую пьесу «Пишущая машинка». Я приезжаю к нему после спектакля. Две мои роли пугают меня, тем более, что и Ивонн де Бре находит их «рискованными». Она даже не предполагала, насколько была права: из-за этой пьесы я поколотил одного критика. Но не будем забегать вперёд.

 

Расскажу о «деле» Клода Мориака, продолжавшего посещать Жана в течение нескольких месяцев, когда тот писал пьесу. Клод регулярно приходил к нему в Париже. Жан принял его как родного сына. Клод предложил написать о нём книгу, но Жан принимал его бескорыстно, как всегда желая помочь молодому автору. Мориак появлялся на улице Монпансье почти каждый день. Приезжал за нужными ему сведениями и в Версаль.

Если мне и недостаёт ума, то моя интуиция, напротив, очень остра. Я испытывал недоверие к Клоду Мориаку, но боялся ошибиться. Поэтому молчал, чтобы не причинить боль Жану. Однако я, может быть, избавил бы его от горечи, которую он испытал, когда вышла книга Клода Мориака. Она так потрясла его, что он долго болел и несколько месяцев страдал, как если бы потерял сына.

Жан попросил меня в доказательство нашей дружбы не читать эту книгу. Я сдержал слово. Но не обещал не читать вторую книгу Мориака «Разрушенная дружба», которую тот опубликовал позднее.

страница 134

Жан Кокто говорил: «Когда художник пишет ботинки, вазу для фруктов или пейзаж, он пишет собственный портрет. Поэтому и говорят: это Сезанн, Пикассо, Ренуар, а не ботинки, ваза и т. д.»

То же самое и с биографами. Исследуя какого-нибудь великого человека, они описывают собственные чувства. Рисуют собственный портрет.

В «Разрушенной дружбе» Клод Мориак обнаружил себя как ревнивого и ядовитого клеветника. Может быть, потому, что он, сын великого писателя, сам был мелок и ничтожен. Во всяком случае, — прямой противоположностью всему благородному и великодушному. Его жестокие суждения были бы более объективны, если бы он имел доброе и щедрое сердце и хотя бы немного милосердия, — ведь при каждом удобном случае он твердил о своём христианстве. Если бы я сам не был участником некоторых эпизодов, о которых он рассказывает, я не мог бы так полно осознать его злонамеренность.

Если первая книга, которую я не читал, была ещё хуже, то понимаю, почему Жан был так расстроен.

Расскажу и об экстраординарной истории с Элом Брауном.

Марсель Киль повёл Жана в ночной клуб, где он увидел бывшего чемпиона мира, выступавшего с виртуозным номером, — он отбивал чечётку. Жан пригласил боксёра за свой стол и стал расспрашивать его. Эл Браун уступил свой титул чемпиона испанцу Бальтазару Сангчили. В день матча он был отравлен и не успел объявить о злодеянии. Разорённый своим окружением, он зарабатывал на жизнь в ночном клубе. Принимал наркотики. Жан решил спасти его и вернуть на ринг. Сначала он заставил его лечь в госпиталь Сент-Анн для дезинтоксикации. Эл решил, что находится в роскошной клинике.

страница 135

Потом, с помощью Коко Шанель, нашли фермера, согласившегося переоборудовать свою ферму в лагерь для тренировок. Жан пытался связаться с менеджерами. Увы! Никого из них уже не интересовал Эл Браун. Как раз в это время газета «Се Суар» заказала Кокто серию статей, предоставив ему выбор сюжетов. Жан начал со статей об Эле. Они были захватывающие и поэтичные. Каждый вечер появлялась страница, посвящённая боксёру. Менеджеры насторожились. Они предложили Элу провести матч в зале Ваграм, правильно рассчитав, что такая реклама привлечёт зрителей. Действительно, зал был набит битком. Когда Эл Браун появился, оскорбления посыпались со всех сторон. Кричали: «Поэт! Балерина!»

Репортёры фотографировали больше Кокто, чем боксёров. Матч длился четыре раунда. Соперник Брауна был нокаутирован. Его унесли в раздевалку, а зал устроил овацию Элу. Помнится, ему надо было провести двенадцать матчей прежде, чем снова встретиться с Сангчили, который всё ещё удерживал титул чемпиона. Жан водил меня на каждый матч, и всегда объективы репортёров были направлены на него. Эл выиграл нокаутом одиннадцать матчей. Он был замечателен: очень высокий, всегда выше противников, худой, подвижный. Соперник никогда не знал, где его слабое место. Время от времени Эл похлопывал его по спине и поднимал руки, как бы говоря: «Я здесь!», потом наносил удар.

Он рассказывал, что стал заниматься боксом потому, что в детстве сломал нос, хотя все думали, что нос был сломан во время матча. Иногда он выходил на ринг в очень элегантном костюме, пуловере, каскетке. Его раздевали прямо на ринге. Сыпались оскорбления. И всякий раз он побеждал противника нокаутом и покидал ринг под гром аплодисментов и восторженные крики.

страница 136

Во время матча с Сангчили мне казалось, что он проиграет. Ему было тридцать шесть лет и нужно было выдержать пятнадцать раундов. В какой-то момент Эл понял: что бы ни случилось, если он продержится до конца, то выиграет по очкам. С кровоточащей раной над бровью он то вцеплялся в своего противника, то отшвыривал его. Я не смел смотреть на Жана, которого беспрерывно обстреливали вспышки фотоаппаратов. Наконец раздался гонг, и рефери поднял руку Эла. Он победил!

Разумеется, нашлись и такие, кто вообразил, что Жан хотел заставить говорить о себе, удивить и благодаря этому добиться нового спектакля, тогда как он думал только о спасении человека.

Меня всегда поражала интерпретация его поступков и произведений.

Недавно один из биографов написал, что услуги, оказанные ему Марселем Килем во время путешествия, о котором Кокто рассказал в своей книге «Вокруг света в восемьдесят дней», не помешали Жану заменить его Жаном Марэ. И снова биограф изображает самого себя.

Жан никогда никого не выгонял. Марсель ушёл, влюбившись в очаровательную девушку, и Жан продолжал помогать ему.

Марсель сочетал в себе чистоту, безумие, приветливость и жестокость. Его обаяние я могу сравнить только с обаянием Алена Делона.

Однажды я нашёл Жана со сломанными рёбрами и распухшим лицом. У Марселя случился необъяснимый приступ безумия. Я хотел его избить. И увидел плачущего мальчугана, просящего прощения: «Я монстр, монстр, я ударил Жана, я, который обожает его». Он был искренен и трогателен.

Вернув титул чемпиона, Эл провёл матч с Анжельманном и снова нокаутировал противника.

страница 137

Когда он решил покинуть ринг, Жан устроил его в цирк Амар, с которым он совершил турне. Потом он должен был уехать в Америку, чтобы открыть там тренировочный лагерь.

Не знаю, почему ему отказались выдать паспорт. Жан написал президенту Франции о том, что никогда ничего не просил для себя, но теперь обращается с просьбой помочь Элу Брауну. На другой день солдат муниципальной гвардии принёс ему паспорт.

Эл уехал в Америку. Из-за войны мы не имели от него вестей. Позднее Жан узнал, что Эл моет посуду в гарлемском баре. Он поехал в Америку, повидал Эла, дал ему деньги и обещал устроить его дела. Вернувшись во Францию, он встретился с Марселем Серданом, рассказал об Эле, и Сердан, в свою очередь, обещал открыть зал для тренировки боксёров, директором которого будет Эл. Сердан погибнет в авиационной катастрофе, а Эл умрёт от туберкулёза в нью-йоркском госпитале.

Если бы я должен был перечислить всех друзей, которым помог Жан, не хватило бы страниц этой книги.

страница 132

Содержание

страница 138

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ