Жан Марэ: О моей жизни (1994)
Глава 11. (страницы 138-140)
(Перевод Натэллы Тодрия)| страница 138 |
В течение 1939 года я получил много приглашений сниматься в кино. Но решил дебютировать только в стоящей роли. Отит лишил меня первого фильма, которым я по-настоящему заинтересовался; он назывался «Декабрьская ночь».
Второй раз это был «Человек, который ищет правду» с Ремю. Его автор, Пьер Вольф, вёл отдел критики в одной из влиятельных газет. Он счёл своим долгом предупредить, что если я откажусь сниматься, он «потопит» меня. Из-за этого шантажа отказываюсь от фильма, в котором охотно снимался бы, чтобы играть с Ремю. Наконец пробуюсь на роль де Грие в «Манон». После просмотра продюсер и режиссёр сочли, что я скорее Дантон, чем де Грие.
Жан решил сделать фильм по «Несносным родителям». Нашёл продюсера. Съёмки начнутся в сентябре. Жан — режиссёр. Ивонн де Бре сыграет роль, написанную для неё. В остальных ролях, как и в театре, будут играть Марсель Андре, Габриэлль Дорзиа и я. Продюсер и оператор возражают против участия в фильме Алисы Косеа, считая, что она уже не может играть молодую, чистую девушку. Жан рассказывает об этом Капгра, нашему директору.
— Почему ты не сказал мне раньше, что собираешься снимать фильм? Я с удовольствием стал бы твоим продюсером.
— Потому что нельзя снимать Алису.
— Но это очевидно. Я прекрасно понимаю. Я переговорю с твоим продюсером.
Капгра стал основным продюсером фильма. Построили декорации, пригласили актёров, операторов, технический персонал, и тогда Капгра заявляет: «Если не будет Алисы, не будет и фильма».
Вся группа в панике. Что делать? Кто-то предложил сделать пробы с Алисой. Пусть сама решает. В назначенный день Алиса не появляется. Меня посылают за ней. Она отказывается, говоря, что естественно делать пробы со мной, молодым дебютантом, но её, уже много раз снимавшуюся, от этого должны избавить. Возвращаюсь в студию. Жан звонит Алисе и объясняет: пробы необходимы оператору, чтобы он смог снять её наилучшим образом. Она соглашается. Я снова еду за ней.
Примечания:
Ремю Жюль (1883 — 1946) — французский актёр театра и кино.
| страница 139 |
Оператор честно старался, прибегая к множеству ухищрений, чтобы она выглядела как можно моложе. Во время просмотра Алиса приходит от себя в восторг. «Молодая, восхитительная, очаровательная», — твердит она.
Для нас — это Вольтер во Френе.
Что делать? Нужно сказать ей правду.
Я беру это на себя и бросаюсь в воду. Отвожу в сторону довольную, улыбающуюся Алису. Вскоре её улыбка напоминает гримасу. Потом исчезает вовсе. Я нахожу в себе силы сказать ей всё, чего никогда нельзя говорить женщине, только потому, что помню, как она вела себя по отношению к Жану в последнее время.
По поводу «Пишущей машинки» она выводила его из себя, приводила в отчаяние. Требовала переставить третий акт на место второго, второй вместо первого, колебалась, играть ли ей вообще, рассчитывала, что ей выгоднее — выступить в «Парижанке» или новой пьесе Салакру, или, может быть, в «Федре», или ещё, не знаю, в чём, — и всё это обсуждала очень спокойно, макая бисквит в чай. Короче, Жан был абсолютно деморализован. Я не мог этого перенести.
Разрушили декорации, разорвали контракты. О фильме не могло быть и речи.
Мы с Жаном поехали в Сен-Тропез, уже тогда отличавшийся экстравагантностью. Остановились в маленьком отеле «Ле Солей», куда по вечерам из дансинга «Ле Пальмир» доносились модные в ту пору мелодии песен Рины Кетти — «Сомбреро» и «Мантилья».
Шум мешал Жану работать и спать. Мы переменили отель. В новом, принадлежавшем другу Жана, обставленном со вкусом, царила домашняя атмосфера.
Однажды утром мои товарищи, одетые в цивильные костюмы, пришли сказать, что они мобилизованы.
— Мобилизованы? Почему?
— Как почему? Ты разве не знаешь, что объявили войну?
Примечания:
... это Вольтер во Френе — когда Вольтер поселился в своём имении Френе, ему было 64 года.
Салакру Арман (1899 — 1989) — французский драматург.
| страница 140 |
Я ничего не знал. Ни Жан, ни я не читали газет и не придавали значения слухам.
— Но если мобилизовали вас, значит, должны призвать и меня.
Мы решили уехать. Делаем остановку в Лионе. Отели переполнены. Наконец находим немыслимый номер, простыни цветом и жёсткостью напоминают картон.
В Париже узнаю, что я не только мобилизован, но уже три дня как должен находиться на своём призывном пункте в Версале. Я позвонил матери. Она пришла в такое отчаяние, что я сделал крюк и заехал обнять её. Уверил её и Жана, что через неделю буду дома. Ни одной секунды я не верил в реальность войны: войны не может быть. Всё это колоссальный блеф.
Я оставил машину Жана на одной из улиц Версаля. Мы условились, что я позвоню, чтобы он прислал за ней.
Оказалось, опоздал не я один. Мне выдали форму. Офицеры жаловались на нехватку легковых машин. Я предложил воспользоваться «матфором» Жана. Они с радостью согласились, и машине дали фальшивый военный номер.
Вечером я смог вернуться в Париж. Мы обедали с Коко Шанель, которая захотела стать моей «крестной»* (* Так называли во Франции женщин, шефствующих над фронтовиками.). Я отказался, намекнув, что мне хотелось бы, чтоб она стала «крестной» всей моей роты. Она согласилась. Без сомнения ей хотелось искупить историю с «Несносными родителями».
| страница 137 | Содержание | страница 141 |