Жан Марэ: О моей жизни (1994)
Глава 12. (страницы 149-152)
(Перевод Натэллы Тодрия)| страница 149 |
Все, включая офицеров, думали, что и на этот раз я играю в ту же игру. Товарищи забастовали, требуя, чтобы меня выпустили из-под ареста.
После демобилизации офицеры спросили меня:
— Теперь-то вы можете нам сказать, кто разбил машину?
Я ответил, улыбнувшись:
— Но её никогда никто не разбивал.
Всё это произошло много позднее...
Мы всё ещё в Мондидье. Мы ещё не разбили машину. У меня украли моего маленького «107». Я безутешен. Как-то в воскресенье Жан привозит мне трёхмесячную овчарку, которую я тоже называю «107». В один прекрасный день мы переходим из Мондидье в Ам, тоже в департаменте Сомма. Ам совсем рядом с Тиллолуа. Мы проходим через него, направляясь к нашему новому месторасположению. Замечаем прекрасный замок XVI века. Офицеры захотели расквартироваться в нём. Я подвожу их. Пожилая дама в средневековом головном уборе встречает нас. «Жанно!» — восклицает она и бросается ко мне.
Откуда эта дама меня знает? Должно быть, какая-то приятельница Жана, которую я по обыкновению не узнал.
— Жанно, будьте как дома. Приходите, когда захотите. Вы можете здесь спать и есть.
— Мои офицеры хотят расквартироваться у вас.
— Ни за что. У них есть разрешение на это?
— Нет.
— Тогда они не могут заставить меня принять их.
После того как я пообещал вернуться, мы уезжаем. Офицеры дуются. Отсюда, без сомнения, начался между нами разлад.
| страница 150 |
В Аме я снял у местного жителя комнату с ванной. Машину у меня забрали. Я проводил дни, читая или рисуя у себя в комнате. Посещал Терезу д'Иннисдель в её замке, где мне устраивали пышные приёмы. Жан проводил там уик-энды. Часто в замке бывали английские офицеры. На Рождество Тереза устроила большой праздник в их честь. После ужина, чтобы поблагодарить её, они запели «Марсельезу». Я увидел, как она побледнела и, наклонившись к Жану, сказала:
— Эта революционная песня у меня в доме!
В 1893-м году все её предки были обезглавлены под звуки этого гимна.
Что касается меня, я переживал волшебную сказку. Вечер в замке, убор Терезы, гостиные, спальни, элегантные в своей простоте, такой уютный огонь в больших каминах. За исключением ужина с английскими офицерами, ничто не напоминало о войне. К тому же во мне было так мало от военного...
Жан, как он это делал дома, писал по ночам стихотворения, которые я находил в своих ботинках.
* * *
Промелькнув этой ночью в окне,
Новый Год к нам заглянет с дороги,
Не горя саламандрой в огне,
Он согреет замёрзшие ноги.*
(* Перевод Е. Мосиной.)
Часто стихи сопровождались рисунками.
* * *
Наш никогда не кончится роман,
Всё разделяет нас, сближая сразу.
Твоих посулов полон мой карман,
А твой набит моими до отказа.
Почти не замечая катастроф,
И сбоев почты, столь не идеальной,
Я искры высекать хочу из строф:
Любовь есть Божий промысел фатальный.*
(* Перевод Ю. Покровской.)
| страница 151 |
Мой новый «107» заболел. Жан отвёз его в Париж. Ветеринар, вылечивший его, так к нему привязался, что попросил оставить собаку у себя.
С тех пор как я перестал быть шофёром, в роте не знали, что со мной делать. Никаких назначений, никаких нарядов, никакой работы. Товарищи не разрешали меня трогать.
Однажды меня вызывают офицеры. «Наконец мы нашли для вас должность. Вы будете наблюдателем. Поедете в Руа. Там самая высокая колокольня в округе. У вас установят телефон. Вы должны звонить нам, если заметите немецкие самолёты».
И вот я расположился на походной кровати в большой квадратной комнате на самой высокой башне, как раз под колоколами, которые звонят каждые четверть часа. На колокольню шестидесятиметровой высоты я поднимаюсь по винтовой лестнице в четыреста пятьдесят ступенек. Мало шансов, что я сумею отличить французский самолёт от немецкого. Кроме того, что у меня плохое зрение, я ещё и не знаю, как они выглядят.
На верхушке был довольно широкий балкон. Я нарисовал на стенах чёрной краской немецкие самолёты, чтобы облегчить себе задачу. В свою комнату я принёс керосинку и устроил в углу кухоньку, отделив её ширмой собственного изготовления. Купил покрывало, чтобы украсить свою походную кровать. Сделал из бутылей лампы. Развесил на стенах фотографии Шанель, Жана, рисунки. Соорудил из ящиков, покрытых материей, письменный стол. И, наконец, пригласил к чаю Терезу д'Иннисдель. Вместе со своим сенбернаром она взобралась по 450-ти ступенькам.
| страница 152 |
Чтобы не подниматься лишний раз, я сговорился с приказчиком из булочной напротив церкви. Я спускал на верёвке корзинку, в которую клал список покупок и деньги.
По утрам я ходил в общественные бани принимать душ. Началась хорошая погода, и я принимал у себя наверху солнечные ванны. Обитатели Руа, которым хотелось познакомиться с «актёром с колокольни», часто поднимались в моё гнёздышко. Услышав их шаги на лестнице, я быстро одевался, чтобы они не застали меня голым.
Ивонн де Бре подарила мне транзисторный приёмник, величайшую редкость в ту пору. Один из первых, как полагается, американских, продававшихся в магазине «Инновасьон». Я звонил на почту и клал трубку на радио: таким образом почтовые девушки могли работать под музыку.
Когда мне хотелось поговорить с Жаном, они, в благодарность, соединяли меня с Парижем, рекомендуя не уточнять, где я нахожусь (они-то знали военный устав!).
Но Жан спросил меня, где я.
— Не могу тебе сказать.
В этот момент зазвонили колокола. Пришлось кричать, орать. Когда звон прекратился, Жан сказал:
— Теперь я понял, где ты.
Я видел мало немецких самолётов. В любом случае моя рота не имела ни D.C.A.* (* D.C.A. (фр.) — орудия противовоздушной обороны.), ни эскадрильи. Когда я просыпался по ночам, звонил в роту, чтобы там думали, что я дежурю:
— Я видел, как пролетела немецкая эскадрилья.
Однажды мне ответили:
| страница 148 | Содержание | страница 153 |