Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 18. (страницы 246-249)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 246

Я играю в Руане с Луизой Конт «Рено и Армиду». Она говорит, что П.-Э. Тушар хотел бы, чтобы я вернулся в «Комеди Франсез». Не соглашусь ли я? Прошу несколько дней на размышление.

Жан только что закончил новую пьесу — «Вакх». Прежде чем начать писать, он рассказал мне сюжет. Меня обеспокоила юность героя и я сказал ему об этом:

— Подумай, сколько мне лет. Не пиши для меня слишком молодого героя.

— Ему двадцать девять, — возражает он.

Мне было тридцать шесть. Может быть, со сцены я мог казаться двадцатидевятилетним... Но когда Жан прочёл пьесу, хотя он и называет в ней возраст Вакха, мне становится ясно, что роль, как она задумана, предполагает юношу лет девятнадцати. Кроме того, он хотел, чтобы брата героини играл Эдуард Дерми. Я очень любил этого друга Жана, но как актёр он мне не нравился. Во время нашего турне по Ближнему Востоку он играл роль, в которой, на мой взгляд, обнаружил свою несостоятельность. Я знал, что на репетициях буду вынужден сказать, что думаю. Мне хотелось избежать этого.

Тогда я спрашиваю мнение Жана о предложении вернуться в «Комеди Франсез». Он отвечает: «Трагики и герои встречаются очень редко. Ты и то и другое, ты той же породы, что Муне и Де Макс. Не потому, что на них похож, но ты, как и они, нонконформист. Ты любишь только хороший текст. Ты должен играть в этом Доме».

 

Мы больше не говорим о «Вакхе». Я воображаю, что Жан отдаст пьесу в «Комедии Франсез», и тогда я буду играть в ней. Или он не отдаст её туда, и я не смогу в ней сыграть. Таким образом дружба Жана не подвергнется испытанию.

страница 247

«Вакха» ставит в театре Мариньи Жан-Луи Барро. После недели репетиций он просит заменить Эдуарда Дерми. Его нельзя обвинить в предубеждении.

Костюмы и декорации Жана Кокто великолепны. Режиссура Барро превосходна. Жан Дезайи, как и я, слишком стар для Вакха. И внешность его не идеальна для этой роли, но он очень талантлив, а это — главное. В целом постановка безупречна. Я снимался в Жуэнвиле, и густой туман преградил мне путь несомненно специально для того, чтобы помешать увидеть реакцию Франсуа Мориака. Тем не менее я успеваю к началу спектакля. Франсуа Мориак встаёт до конца представления и с криком «Кощунство!» покидает зал.

Жан глубоко огорчён. Мориак написал суровую статью, из которой становилось ясно, что он пришёл на спектакль с предвзятым мнением.

Жан отвечает умной и страстной статьёй, которую озаглавил «Я обвиняю тебя».

 

И вот я снова в «Комеди Франсез». Луиза Конт звонит мне. Я встречаюсь с П.-Э. Тушаром, директором «Комеди Франсез». Соглашаюсь вернуться при условии, что для дебюта поставлю «Британника», сделаю декорации и сыграю Нерона. Тушар соглашается. Я спрашиваю, не боится ли он скандала (не подозревая, как точно это предвижу).

— Мне нужна свежая кровь, — говорит он.

Я прошу Мари Белль на роль Агриппины. «Она никогда ещё не играла матерей. Сомневаюсь, что она согласится», — отвечает он. Я строю распределение вокруг неё: Рене Фор, Кларион, Ролан Александр, Жан Шеврие, Луиза Конт.

Мой главный принцип состоит в том, чтобы актёры не говорили громко, не орали во весь голос о государственных тайнах или о любви. Слышу, как один из исполнителей шепчет своему партнёру: «Делай, что он требует. Перед публикой сыграешь, как ты хочешь».

страница 248

Кажется, прямота и искренность не в правилах этого Дома. И всё же в целом я скорее доволен спектаклем. За неделю до генеральной меня вызывают в кабинет директора. У Тушара Жан Мейер и Жюльен Берто.

— Вот что, — говорит Берто, — мы считаем, что твой спектакль — это не «Комеди Франсез». Кто-нибудь из нас поможет тебе выпустить его, выбирай: я или Жан Мейер.

Мгновенно я становлюсь очень самонадеянным:

— Я не только считаю, что мой спектакль не порочит «Комеди Франсез», но что это единственный спектакль, достойный этого театра. Я сам выпущу его. Но скажи, Жюльен, ведь ты говорил мне несколько лет назад, что мне удалось в «Британнике» то, чего не сумел сделать ты?

— Это правда, но то было не в «Комеди Франсез». Если не согласишься на наше предложение, спектакль не выйдет.

— Если он не выйдет, я уйду из театра.

Я возвращаюсь домой. Звоню Жану в Сен-Жан-Кап-Ферра. Он возмущён и считает, что я прав. Через полчаса он звонит мне: «Я подумал: если ты уйдёшь, скажут, что спектакль не получился. Ты же и окажешься виноват. Надо остаться. Что они могут сделать за неделю? Ничего. Соглашайся и играй».

Но как сказать, что я изменил решение? К счастью, П.-Э. Тушар сам звонит мне. Он огорчён. Но это решение Комитета. Если я ещё раз покину «Комеди Франсез», не сыграв там, представьте себе, что скажет пресса.

Я заставляю себя уговаривать, заранее зная, что соглашусь, хотя такой маневр мне противен. Тушар облегчает мне задачу. В конце концов я выбираю Жюльена Берто.

страница 249

Жан был прав. Он ничего не нарушил в моей постановке. Больше того, он помог мне с некоторыми исполнителями и с освещением. К генеральной мои железные латы были не готовы, пришлось надеть те, из очень твёрдого картона, в которых я играл в «Буфф-Паризьен». Завиваю волосы, покрываю их и брови красной металлической пудрой. Я разместился в уборной одного из сосьетеров, которую оборудовал по своему вкусу. Конечно, я был взволнован дебютом в «Комеди Франсез». А кто бы на моём месте не был взволнован? Меня одевают моя постоянная костюмерша и костюмер театра. Я появляюсь только во втором акте. Жду, когда меня позовут на сцену. Нахожусь на этаже, носящем имя Марс. Знаю, что если услышу голоса моих партнёров, которые уже на сцене, мною завладеет страшное волнение. Спущусь в последнюю минуту. Перед выходом успеваю спросить, всё ли в порядке. Мне отвечают: «Да» (чтобы не волновать меня, не говорят, что уже освистали мои декорации). А вот и мой черёд. Раздвигаю красный занавес: стою неподвижно в центре сцены на верху лестницы. Свист и шиканье. Скандал.

Когда подписывали контракт, я спросил Тушара: «Вы не боитесь, что я вызову скандал?» С тех пор я успел забыть, что это может произойти.

Орут, свистят. Но теперь и аплодируют. Кричат «браво». Публика раскалывается.

Я всё ещё не открываю рта. Стою неподвижно. Шум такой сильный, что меня не услышали бы. Я жду минут пять, пока успокоится зал.

«Не сомневайтесь, Бурр...»

Публика замолкла. Партнёры смотрят на меня, спрашивая себя, найду ли я силы, чтобы продолжать. Слышу злость у себя в голосе и сам удивляюсь ей. Это война. Я хочу выиграть сражение. И тем не менее весь с головы до пят ощущаю страх.

страница 245

Содержание

страница 250

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ