Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 18. (страницы 254-257)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 254

Играю «Британника». Между сценами отдыхаю в уборной Рашель, которая служит нам фойе. Входит разъярённый Жюльен Берто:

— Ты что, строишь из себя звезду, отказываешься репетировать «Ромео»?

Я не принадлежу к актёрам, которым нужен час, чтобы сосредоточиться перед выходом. Тем не менее мне необходимо спокойствие, чтобы быть в форме. Поэтому не хочу спорить с Жюльеном. Говорю ему об этом и прошу оставить меня.

— Я здесь у себя! — восклицает он. (Он сосьетер, а я всего лишь пансионер.)

— Тем более, ты должен быть со мной вежлив. А сейчас ты уйдёшь отсюда, иначе мне придётся заставить тебя силой.

— Не может быть и речи, чтобы ты играл Ромео.

— Тем лучше, у меня нет никакого желания.

В этот же вечер пишу директору, что ухожу из театра. Не помню точно, в каких выражениях, но приблизительно так:

«Господин Директор!

Я решил оставаться пансионером всю мою жизнь, но если я терплю грубость от части публики и критики, не потерплю, чтобы сосьетер обращался со мной с меньшим уважением, чем это было, когда я служил статистом у Шарля Дюллена.

Прошу принять мою отставку, etc».

Я уезжаю в Италию. По дороге останавливаюсь у Жана в Сен-Жан-Кап-Ферра. Он негодует на окружающую роскошь. С ним это бывало. Успокаиваю его. Едва переезжаю границу, как какой-то человек голосует на дороге. Останавливаюсь. «Куда вы едете?» — спрашивает он. — «В Рим». — «Я тоже». Я огорчён. Зачем сказал, что еду в Рим?

страница 255

И вот в машину садится странно наряженное существо: какое-то подобие зелёного костюма с широкой чёрной лентой на швах обтрёпанных брюк. Пиджак рваный, грязный, как и вся его персона, на ногах сандалии, сношенные от долгой ходьбы. Никаких следов белья. Он, вероятно, блондин, но волосы его так грязны, что об этом можно только догадываться. Худой, уже много дней не бритый, он кажется безобразным. Моё воображение приписывает ему самое страшное прошлое. Вскоре я должен буду остановиться, чтобы позавтракать. Что с ним делать? Я плохо представлял себе, как можно повести его даже в самую скромную харчевню. Он рассказывает, что только что вышел из тюрьмы; в Риме живёт его семья.

— Вы не хотели бы побриться? — спрашиваю я.

— Да, но у меня нет денег.

Я останавливаюсь в ближайшем местечке у парикмахерской, дав ему, мелочь, чтобы он мог заплатить. Жду его на террасе соседнего кафе. Мне хочется удрать. Но чувствую, что не вправе сделать это. Подходит какой-то человек. А! Зелёный костюм! Он неузнаваем. Его постригли, побрили, горячей салфеткой протёрли лицо. Мы снова едем. Боясь его обидеть, я почти робко спрашиваю, не хотел бы он надеть чистое бельё. В горах останавливаю машину, открываю чемодан, даю ему брюки, рубашку и сандалии. Может быть, он воспользуется пустынным местом, чтобы убить меня... Нет, мы едем дальше; теперь мы можем, не стесняясь, позавтракать в хорошем ресторане. Я смотрю на моего спутника, преображённого, как в волшебной сказке. Он почти красив. В Риме он не хочет покинуть меня. Говорит: «Оставьте меня у себя, я буду чистить вам ботинки». Это должно казаться ему пределом преданности. Я не могу этого сделать.

страница 256

Мне приятно сниматься в «Призыве судьбы» с Роберто Бенци. Какое волнующее зрелище, когда этот мальчик превращается в великого дирижёра, а потом снова становится ребёнком. На первых репетициях большинство музыкантов не верили в его исключительные способности. Они разыгрывали его. Роберто тут же стучал своей палочкой о пюпитр и кричал: «До диез» или называл какую-нибудь другую ноту, которую они не взяли. Вскоре весь оркестр обожал своего дирижёра.

Вернувшись в Париж, я иду к директору «Комеди Франсез». На лестнице встречаю Мари Белль и Фернана Леду. Они спрашивают о моих планах.

— Как? Вы не знаете, что я ухожу?

П.-Э. Тушар тепло встречает меня у себя в кабинете.

— Я никому не говорил о вашем уходе, надеясь, что вы передумаете.

— Нет, господин Директор. Кроме того, уже поздно, я только что сказал об этом Мари Белль и Фернану Леду.

Я обязан предупредить об уходе за шесть месяцев. Следовательно, должен оставаться в театре ещё три.

П.-Э. Тушар сообщает, что Лоренс Оливье приглашает меня сыграть «Британника» в его театре в Лондоне. Но так как он приглашает в то же самое время и «Комеди Франсез», то я не смогу поехать, если уйду из театра. Он предлагает продлить контракт на год, обещая, что я не буду играть и буду свободен.

Комитет пишет Лоренсу Оливье, что я занят в двух пьесах Расина — «Британнике» и «Митридате», и предлагает ему выбрать одну из них. Он приезжает в Париж, в субботу вечером смотрит «Митридата», а в воскресенье на утреннике — «Британника».

страница 257

Может быть, на него повлияла реакция зрителей. Я в последний раз играл Нерона. Публика устроила мне овацию, и после спектакля я раз пятнадцать выходил один на аплодисменты. Со всех сторон мне передавали цветы. На площади перед театром меня ждала огромная толпа.

Лоренс Оливье уезжает в Лондон, заявив, что он предпочитает «Британника».

Ведутся переговоры. В конце концов Оливье посылает телеграмму. Телеграммы всегда коротки и точны. Они часто могут показаться жёсткими. Так и случилось. Телеграмма гласила: «Без ❝Британника❞ с Марэ не приглашу ❝Комеди Франсез❞».

— Значит, он приглашает не «Комеди Франсез», а Жана Марэ.

Скандал.

В Голливуде тяжело заболевает Вивьен Ли. Лоренс Оливье немедленно летит к ней. «Комеди Франсез» договаривается непосредственно с театром Олд Вик, что привезёт «Британника» без Жана Марэ.

страница 253

Содержание

страница 258

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ