Жан Ренуар. «Моя жизнь и мои фильмы» (1981)

Глава 7. Кукольный театр

(Перевод Льва Токарева)

Годам к пяти Габриэль открыла для меня кукольный театр. Я сделался пылким поклонником этой формы зрелища. Впрочем, мой восторг оказался строго избирательным. Мне не нравился кукольный театр на Елисейских полях, чьи герои, разодетые в разноцветные шелка, казались мне воплощениями изнеженной роскоши. В те времена я надеялся стать гренадером Наполеона. У меня было много этих гренадеров, разумеется, из олова. Их я называл своими «солтатами Империи». Одному богу ведомо, почему в этом слове я заменял «д» на «т». Несомненно, последняя буква казалась мне более мужественной.

Моим крёстным отцом был Жорж Дюран-Рюэль, сын крупного торговца картинами, имя которого так тесно связано с историей импрессионизма. Я вспоминаю о своём приступе гнева, когда он принёс мне в подарок на Новый год полишинеля почти в полный рост, который был облачён в блестящий атлас. С моей точки зрения, эта ткань могла подойти только девочке. К тому же я ненавидел ленты.

В противоположность кукольному театру на Елисейских полях Гиньоль в Тюильри привлекал меня своими сероватыми декорациями, на фоне которых действовали блеклые герои. Когда я пытаюсь вызвать в памяти точное воспоминание об этом театре, стиль его ассоциируется у меня с колоритом холстов Брака или Шардена. Даже теперь, когда я проезжаю через город Лион, набережные Соны с их строгими домами, у которых серые фасады и чёткие проёмы окон, возвращают меня к дорогому Гиньолю моего детства. Если бы Лион дал миру только своего Гиньоля, то за один этот подарок он заслуживает благодарной памяти потомков.

Гиньоль, родившийся в XVIII веке, был одет, подобно ремесленнику той эпохи, в серую куртку, волосы его стягивала пучком чёрная ленточка. Мадемуазель Генриетта одевалась без всякой выдумки. Трудно понять, каким образом она могла возбуждать страсти «доктора», «хозяина», «жандарма» и других персонажей, которых без устали дубасил палкой Гиньоль.

Самый восхитительный момент наступал перед поднятием занавеса. Казалось, драпировка вздрагивает при звуках аккордеона, доносящихся из-за кулис. Затем раздавались три удара в пол, как в «Комеди Франсэз». Габриэль утверждает, будто я возбуждался настолько, что приветствовал поднятие занавеса, писая в штанишки. Охотно ей верю: и сегодня ожидание поднятия занавеса, если спектакль обещает быть хорошим, пленительно меня волнует. Мой отец признавался, что он испытывал подобное ощущение, слушая увертюру к «Дон Жуану» Моцарта. Мне и самому известно, что явление это суть неоспоримый признак шедевра. Творение, которое, с моей точки зрения, стоит во главе этого «мочегонного» жанра, — «Петрушка» Стравинского.

Гиньоль определённо способствовал воспитанию у меня художественного чувства. Кукольный театр в Тюильри конца прошлого века привил мне боязнь резких контрастов. В начале своей кинематографической карьеры я преувеличивал роль контрастов. Это было ошибкой. Мне не подходил этот жанр кино. Гиньоль развил во мне также вкус к простым сюжетам и глубокое недоверие ко всему, что принято называть психологией.

Мне было примерно лет девять, когда состоялась моя вторая встреча с кино. Учился я в школе Святой Марии в Монсо. По воскресеньям настоятель этой школы приглашал учеников на киносеанс, проходивший в приёмной, ставни которой закрывались, чтобы добиться необходимой темноты. Фильмы показывал господин с пышными усами, облачённый в длинную серую блузу и носящий котелок, который казался навинченным на его голову. Без этих аксессуаров его нельзя было себе представить. Он устанавливал свой аппарат в одном углу комнаты, а в другом натягивал белый экран. Преподаватель музыки в галстуке, завязанном свободным бантом, садился за пианино. Уже не помню, к какому монашескому ордену принадлежали святые отцы, преподававшие в школе Святой Марии, но они обнаруживали в выборе кинопрограмм вкус, который предсказывал вкус сюрреалистов за треть века до их появления.

Частью зрелища, которую мы всегда с нетерпением ожидали, была короткометражка, где главную роль исполнял бурлескный персонаж по имени Отомабуль. Отомабуль носил козлиную шкуру, шерсть которой была накрахмалена, что делало его похожим на ежа. Лицо его скрывали огромные очки, а на голове победоносно красовалась фуражка. Все фильмы почти не отличались друг от друга, но никогда нам не надоедали. Отомабуль появлялся на поле, где уже стоял собранный бог знает из каких деталей автомобиль. Он старался, но безрезультатно, его завести. Машина удостаивала тронуться с места лишь в тот момент, когда уставший герой отказывался от своей затеи. Возня героя с машиной сопровождалась различными взрывами, скачками машины: вдруг она откатывалась назад, хотя он хотел, чтобы она ехала вперёд, и наоборот. Эти эффекты тем лучше способствовали вступлению Отомабуля в мир феерии, что фильм, — ясное дело, был немым и самые чудовищные взрывы изображались на экране лишь дымом и пламенем, которые вырывались из автомобиля. Не знаю, восхитил ли бы меня сегодня Отомабуль так же, как во времена моего детства, но, как бы там ни было, в годы, когда я сам стал делать фильмы, моей мечтой (так и не воплотившейся) стали короткометражки, основанные на приёмах механического комизма. Но жизнь соткана из разочарований. Отдельные собратья по искусству, которыми я восхищаюсь и которым завидую, воплотили мою мечту; среди них — Рене Клер и Мак Сеннетт.

Комментарий

Маганьоск

Содержание

Мушкетёры

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ