Жан Ренуар. «Моя жизнь и мои фильмы» (1981)

Глава 46. ❝Женщина на берегу❞.

(Перевод Льва Токарева)

В 1946 году я ещё не отказался от мысли снимать недорогие фильмы, которые не были бы «B-pictures». Так в Голливуде называли фильмы, снятые за несколько дней конвейерным методом. Их простые сюжеты не требовали тщательной подготовки. Часто в них использовали те же декорации, предназначавшиеся для производства аналогичных первоэкранных фильмов. «B-pictures» насыщали рынок вестернами и фильмами о гангстерах. Они были хилыми наследниками тех фильмов, что принесли славу американскому кино. Голливуд суперфильмов игнорировал «B-pictures». Эти фильмы представляли собой особое явление, снимали их в различных студиях, и авторы запрещали себе любой художественный поиск, который мог привести к потере времени. Сегодня эстафету «B-pictures» подхватило телевидение.

Говоря о недорогих картинах, я имел в виду фильмы, сделанные столь же тщательно, что и фильмы с большим бюджетом. Сэкономить можно было бы на заработной плате главных создателей фильма — продюсера, режиссёра, сценариста, «звёзд» — и моих привычных методов монтажа, когда в одном кадре объединяются элементы нескольких планов, что значительно ускоряет съёмку. Мою идею подхватил отличный продюсер, работавший по контракту с «РКО», Джек Гросс. Мы часто беседовали с ним о замыслах этих недорогих фильмов. Но «РКО» мы были нужны для производства полнометражного фильма, где режиссёром был бы я. «Звездой» фильма была Джоан Беннет. Сюжет привлёк меня, и я приходил в восторг при мысли о съёмках фильма с этой актрисой. Добавлю, что стать режиссёром этого фильма меня окончательно убедила возможность поручить роль первого любовника актёру Роберту Райэну, который мне нравился. «Человек с Юга», принятый очень хорошо, принёс мне признание в Америке. Решили, что в сотрудничестве с Гроссом я напишу сценарий нового фильма. Гросс умер, и вся ответственность за фильм пала на меня. Смерть эта показалась мне мрачным предзнаменованием, и я не ошибся.

Я начал работу с оптимизмом, который мне придавала уверенность, что с фильмом не будет серьёзных проблем, но роман Митчела Уилсона «Отнюдь не слепой», положенный в основу сценария «Женщины на берегу», оказался сложнее, чем я предполагал. Темой романа было одиночество, одна из великих проблем нашей эпохи. Всё чаще люди, у кого вызывает отвращение наша стандартизированная цивилизация, пытаются вырваться из стада человеческого. Одиночество — это столь же богатая, сколь и не существующая тема. Ведь одиночество — это пустота, населённая призраками, которые приходят из нашего прошлого. Призраки эти настолько сильны, что способны по своему подобию лепить наше настоящее.

Существует порода по-настоящему одиноких людей; они встречаются редко. Прирождённые эти отшельники умеют отгораживаться от мира, целиком созданного ими самими. Большинство одиноких только по внешности принадлежат к этой категории людей. Рождены они были, чтобы участвовать в окружающей жизни, а одинокими, как правило, стали лишь вследствие какого-либо горестного события. Этим людям тяжко оставаться в кольце одиночества. Если они упорствуют в своём уединении, то всегда ценой страшной драмы. Для художника драма одиночества представляет собой эпизод трагедии, в которой мы все играем и представление которой заканчивается только с нашим уходом в вечность. Художник — это всего-навсего человек, наделённый даром делать зримыми страсти собственной души. Искусство — это воплощение внутренней и зачастую бессознательной мечты.

«Женщина на берегу» представлялась идеальной темой, чтобы раскрыть драму одиночества. Простота её допускала самые разные повороты сюжета; поступки трёх героев были лишены всякой живописности; действие развёртывалось на фоне пустынных пейзажей и изображалось в совершенно отвлечённом стиле. Сюжет этот был противоположностью всего, что я до сих пор искал в кино. Во всех предыдущих фильмах я старался ощутимо передать те нити, что привязывают личность к окружающей среде. Чем больше я старел, тем громче прокламировал ту утешительную истину, что мир един, а тут бросился исследовать персонажей, чьей единственной мыслью было отгородиться от того абсолютно конкретного явления, какое называется жизнью. С моей стороны это было ошибкой. Я объясняю её относительной изолированностью, на которую обрекало меня ограниченное знание английского языка.

Драма заключалась в том, что элементы моей прежней жизни изменились и я рисковал почувствовать себя таким же чужаком на площади Пигаль, каким был на Сансет-Булвар. Первая поездка во Францию после войны убедила меня, что немецкая оккупация удвоила традиционное недоверие французов ко всему иностранному. Вспоминается характерный инцидент. Я вёз из Англии автомашину английской марки. Таможенные формальности так задержали операцию по её оформлению, что я ехал из Булони в Париж ночью. Французские водители привыкли к жёлтым фарам. У моей английской машины фары были светлые. На каждом повороте меня приветствовали потоком ругани. На каком-то перекрёстке меня окружили трое или четверо автомобилистов; они вышли из машин и с угрожающим видом приближались ко мне. Моя жена пыталась всё уладить, но её португальский акцент лишь усложнил дело. Из восклицаний нападавших я понял, о чём шла речь: причиной конфликта были светлые фары. Нас спасло исключительно грязное ругательство, которое бросил мне водитель грузовика. В ответ у меня сразу же вырвалось классическое выражение из лексикона военных: «Это ты-то? Недоделок...» Знание арго мгновенно изменило позицию моих врагов, которые спокойно разошлись.

Но самые крупные перемены я обнаружил среди близких друзей. Многие приятели по кино работали под контролем немцев. Ошибались они или были правы? Они испытывали потребность всё мне объяснить. Однако я не люблю осуждать людей и боюсь, когда люди начинают судить обо мне. Свобода суждений — одно из условий истинного диалога. Французы ещё не привыкли к тому, что никто не следит за их жестами и словами. Слежка приучила их жить в атмосфере постоянного недоверия. Внешне ничего не изменилось, может быть, смех стал чуть громче, однако всё уже было не «то». Лишний раз окружающая среда наложила на людей свой отпечаток. Франция переменилась. И я сам стал другим. Франция и я, мы чувствовали себя старыми супругами, встретившимися после долгой разлуки. Они по-прежнему любят друг друга, но видят все свои недостатки. А ведь в начале своей жизни они их не замечали.

Естественно, что я искал сюжеты, не имеющие никакого отношения к родине, которая уже перестала быть сама собой. Как чумы, я боялся умильных образов довоенной Франции. Лучше пустота, чем остроконечная бородка киношных французов. Но в пустоте не найти твёрдой опоры. Я убедился в непрочности своего здания и попытался изменить сюжет в ходе съёмок. Это погрузило меня в хаос сценария, результатом чего стал фильм, который мне кажется интересным, но чья непонятность мало способна понравиться публике. Однако Джоан Беннет была, как никогда раньше, прекрасна в своей призрачной роли, а Чарлз Бикфорд трогателен в своих усилиях одолеть пустоту. Великолепный Роберт Райэн очень тонко заставлял нас разделять все тревоги своего героя. Чтобы подчеркнуть одиночество героев, Ганс Эйслер написал партитуру, в которой он применял контрапункт с присущим ему талантом. В заключение скажу, что «Женщина на берегу» оказалась своего рода авангардистским фильмом, который четвертью века ранее занял бы своё место где-то между «Носферату» и «Кабинетом доктора Калигари». У американских зрителей он совсем не пользовался успехом. Гораздо серьёзнее было, что он совершенно не понравился руководителям студий «РКО».

С этой фирмой я подписал контракт на два фильма. Через несколько дней после премьеры меня навестил мой агент Ральф Блум. Он сообщил, что «РКО» предлагает выкупить мой контракт за определённую сумму. По натуре я не борец: я принял предложение и всё закончилось, «всё» в буквальном смысле слова. Провал «Женщины на берегу» означал конец моей голливудской авантюры. Больше мне никогда не приходилось снимать в американских студиях. Но меня упрекали не только за провал «Женщины на берегу». Однажды Занук, хорошо разбиравшийся в режиссёрах, объяснил случай со мной группе киношников. Я приведу эту лестную для меня оценку. «Ренуар, — сказал Занук, — очень талантлив, но он — не из наших».

Комментарий

На жизнь и на смерть

Содержание

❝Река❞

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ