«Ле Шануа» (1972)
Выступления. (страницы 263-266)
(Нет, добрые чувства не скучны)| страница 263 |
Самым же серьёзным последствием высказываний Маньяна является то, что многих режиссёров фильмов с добрыми намерениями без всякого снисхождения обвиняют в маккиавелизме, оппортунизме, намерении ловчить. Например, если Кристиан-Жак или Ив Аллегре показывает нам симпатичного североафриканца, выходит, что они поддались моде. А с точки зрения некоторых, это ещё и доказательство «оппортунизма». Скверное слово! Зачем приписывать людям дурные намерения? Не считаете ли вы, дорогой Маньян, что несправедливо писать, как это делаете вы: «Существуют более эффективные и более правдивые способы кричать о постоянной и невыдуманной несправедливости, от которой страдают на нашей бедной земле эти несчастные алжирцы?» Замечание верное, но встаньте твёрже ногами на землю. Легко упрекать тех, кто пытается хоть что-то сделать, показывая события нашей эпохи. Легко говорить: «Жизнь паршивая, но изменить её таким путём невозможно». Легко провозглашать, что «ничего серьёзного не затронешь, если будешь излишне серьёзным», оправдывая таким образом заинтересованность формой, а не содержанием. Разве вы не знаете, Маньян, о долгих спорах с продюсерами и прокатчиками по поводу каждой фразы, по поводу каждого сюжета? Разве вы не знаете, как трудно авторам выразить то, что они хотят сказать? Знаете ли вы (раз уж речь зашла об этих «модных североафриканцах»), что превосходный сценарий Луи Шаванса о жизни североафриканцев в Париже вот уже много лет покоится в одном из ящиков его стола, так как его никто не хочет ставить? Знаете ли вы также, что подобное «упорство» киноработника приводит к тому, что его больше никто не приглашает снимать?
Анри Маньян насмешливо спрашивает: «А станет ли добрым мир?» Я не знаю, каков весь мир. Да и вы также. Но я немного знаю людей. Кстати, и вы тоже... ведь вы участвовали в Сопротивлении. Вы знали палачей и угнетённых, пытки и лагеря, а также худший вариант разложившейся человеческой личности, каким является военный преступник.
| страница 264 |
Но вы знали и другое — преданность людей, веривших в своё дело, героизм тех, кто без всякой патетики жертвовал своей жизнью. Всякому человеку присуще чувство противоречия. Всё можно оспорить во имя спасения человека. Но человечество спасает человек. Всё зависит от того, какими глазами смотришь вокруг. Всё зависит от того, какой смысл, какое значение вкладывается в добрый или дурной поступок, в добрые или дурные намерения. Всё зависит от того, что кладётся на чашу весов: гниль или благородство. Что перевешивает? Разве благородный поступок одного человека не искупает дурные поступки многих других? И разве не имеет он большее значение, чем отрицательный пример? Вы говорите: «Весь вопрос в том, имеем ли мы право искажать образ человека, то есть отходить от правды». Так вами вновь выдвигается проблема правдивости. На этот вопрос я отвечаю положительно. Я думаю, что если автор-творец имеет право отбора, право рисовать людей такими, какими он их видит, точно так же он имеет право показать их такими, какими хочет видеть.
Если тот или другой литератор, критик, режиссёр пользуется некоторым влиянием, он обязан оказывать определённое воздействие, обязан служить человеку и его прогрессу. Конечный результат, разумеется, будет зависеть от артиста или творца, от его дарования, от его таланта. Главное — чтобы он знал, в каком направлении его использовать. Мы слишком часто рассматриваем искусство и его воздействие, исходя из собственного короткого жизненного опыта. Надо воздерживаться от поспешных заключений. Эволюция, которая совершилась в человеке и которая позволяет нам в 1956 году обсуждать проблему свободы творчества, была достигнута не путём прославления убийств, бессмысленности существования, злобы или лени, подлости или индивидуализма.
| страница 265 |
Всё, что является косвенной пропагандой убийства (то есть учит презирать человеческую жизнь), пропагандой проституции и порнографии (то есть учит презирать любовь), пропагандой злобы и эгоизма (то есть учит презирать благородство), — всё это опасно и унижает человека. Вероятно, легче и смешнее прославлять и описывать дурные чувства. Но если вы имеете влияние, если сознаете свою ответственность, постарайтесь научиться понимать, к чему это всё может привести.
Когда-то я сделал фильм «Адрес неизвестен», который вам, кажется, понравился. В конце его скромные супруги без всякой патетики помогают брошенной женщине с ребёнком. Печать, которая хвалила картину, всячески упрекала её за этот «мелодраматический конец». Один из моих знакомых и его жена (совсем не злые люди) признались, что в течение недели развлекались, играя: «Какого ребёночка мы сможем сегодня приютить?» Ибо такие чувства казались им невозможными, смешными. К этому вы и зовёте? Чтобы самые простые и самые естественные человеческие чувства стали с вашей помощью самыми смешными?
Вы говорите о своём стремлении к независимости и свободе. Но разве хорошо, если оно побуждает вас к нападкам на благородные фильмы? Существует множество способов выражать свою независимость и свободу. Зачем же вы высказываете своё возмущение только в отношении добрых чувств? Мне кажется, не было ещё случая, чтобы после зловредного фильма кто-либо написал: «Если бы мир был так плох... мы бы об этом знали». В наше время, когда добрые чувства имеют революционный характер, прославлять человека и добрые чувства не значит быть конформистом или оппортунистом. Вы не утеряете при этом свою свободу. Ваш антиконформизм особенно нужен нам в отношении добрых намерений, которым критика должна оказывать свою поддержку.
Один фильм (который я не видел) вызвал недавно смех всего Парижа. Речь в нём шла, как вычитал я в одной статье сильно развеселившегося критика, о трупе. Я самым невинным образом спросил: «О настоящем трупе?» «Разумеется», — ответили мне, с удивлением поглядев на меня.
| страница 266 |
Я не уверен, что этот фильм способен меня увлечь. Я ещё сохранил наивное представление о жизни и смерти и глупое возмущение всяким убийством. Думаю, что меня смутит его восхваление. Я прочитал в «Леттр франсэз», что вам, Садулю, Жозет Дэкс, Мартин Моно, Дониоль-Валькрузу, «очень» нравится эта картина. На сей раз вы все одного мнения. И это мне представляется серьёзным. Что хотят убить с помощью этого прелестного, смешного трупа? Душу зрителя. Чего же ждать от зрителя, если сами вы направляете его на этот путь? Что думать и говорить нам, режиссёрам, столь нуждающимся в критических статьях, которые бы помогали полезным советом, показывали дорогу? Просто хочется крикнуть: «Что с вами? Что за унижение вы испытали? Почему вы громите и нападаете на фильмы, которые несут на своих плечах девочку по имени Надежда?» Вы, Маньян, ответили. Но мы любим Маньяна, который сделал «И всё же Варшава», написал сценарий со своей женой о женщинах, во славу женщин нашей страны. Вы ценили в своих друзьях именно то, что они представляют положительного и здорового. Далеко же вы ушли, Маньян. Как говорил наш дорогой Поль Вайян-Кутюрье, мы все приходим издалека: отравленные буржуазным воспитанием, гордым сознанием своей связи с интеллигенцией, а также насаждаемой в нас определённым образом культурой, мы вынуждены в своё время пересматривать свои взгляды.
Это неправда, Маньян, что парни всего мира должны чувствовать себя непременно несчастными и лишёнными возможности пожать друг другу руки. Свои лучшие рукопожатия я раздавал в состоянии восторга и подъёма.
Я протягиваю руку вам.
| страница 262 | Содержание | страница 267 |