Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 1. Люка. (страницы 53-55)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 53 |
Мы работали в полном профессиональном контакте, танцы и всевозможные акробатические номера давались нам очень легко. Но Мист не знала, что я испытывал, когда держал её в своих объятиях. И вот в один прекрасный день, хотя не было сказано ни единого слова и никто ничего не заметил, Мистенгет и Шевалье вступили в союз, который спаяли любовь и успех.
Мне было двадцать два года, но всюду, кроме «Фоли-Бержер» и Страсбургского бульвара, я был наивен и застенчив. На сцене, в моей артистической уборной и в квартале, где я жил, меня поддерживало сознание профессиональной удачи. Я уже довольно высоко поднялся над миром маленьких и средних актёров. Стеснительность моя объяснялась недостатком воспитания и пробелами в образовании. Когда нужно было войти в зал ресторана или в модные заведения типа «У Фишера», где собиралось элегантное общество, меня била дрожь. Я испытывал приступы болезненной застенчивости, воображая, что все эти снобы смотрят только на меня, и стремился в общество людей, более скромных. А мой первый смокинг казался мне сделанным из металла, таким скованным я чувствовал себя каждый раз, когда мне приходилось его надевать, чтобы «выходить в свет».
Мист решила вылечить меня от этой болезни. Перед дебютом в «Фоли» у неё оставалось ещё несколько выступлений в варьете, и она достала для меня приглашение на представление «Парижской жизни». Мы условились, что во втором антракте я приду к артистическому входу и меня проводят в её уборную. Я сидел в третьем ряду партера в смокинге (!) рядом с моим другом Милтоном, который ещё не достиг такого положения, когда актёр заказывает себе вечерний костюм. Я смотрел спектакль, и меня обуревали самые противоречивые чувства. Когда Мист не было на сцене, все эти великолепные актёры во главе с Максом Дирли заставляли меня ещё острее ощущать вульгарность и бедность моего собственного артистического багажа. Я чувствовал себя как пастух, которого по доброте сердечной пригласили на бал в сказочный замок.
Когда появлялась Мист, все остальные отходили на задний план. Я был горд и благодарен ей за счастье, которое она дарила мне с того дня, когда однажды, завернувшись в ковёр, мы обменялись молчаливым признанием.
Во втором антракте я явился к ней в уборную. Она встретила меня очень приветливо, потом вдруг сказала:
— Пойдёмте, я представлю вас Максу Дирли. Я рассказывала ему о вас и он вас видел в «Фоли» в прошлом сезоне.
Как всегда в минуты сильного волнения, я почувствовал резкую боль под ложечкой.
— Сколько вам лет, юный Шевалье?
— Двадцать два года, мсьё Макс Дирли.
| страница 54 |
Он улыбнулся недоверчиво. Потом взгляд его задержался на Мист, как бы приглашая её разделить мнение, которое он собирался высказать (один из его приёмов, неизменно вызывавший комический эффект на сцене).
— Двадцать два года? Подумать только, есть ещё люди, которым двадцать два! Просто невероятно!
Премьера в «Фоли» состоялась. Мист принимали великолепно, а наш «Удивительный вальс» имел огромный успех. И всё-таки мне было грустно. У Мист была своя жизнь, за ней «пришли», и она исчезла. Ну что ж, она не свободна, и потом ведь она тебе ничего не обещала. Завтра ты снова увидишь её, а теперь иди спать, «триумфатор». Ты ревнуешь? Тебе больно? Тебе хочется плакать? Ну что ж, иди поплачь в подушку. Не слишком ли многого ты просишь у жизни? Тебе и так чертовски много дано для простого мальчишки с улицы Жюльена Лакруа.
Содержание дома престарелых актёров в Рис Оранжисе стоило уйму денег. Существовал он только за счёт благотворительных концертов, которые устраивались в его пользу. Чтобы обеспечить успех этих представлений, организаторы должны были придавать им всё новую форму, во что бы то ни стало находить оригинальные номера. Любая идея, казавшаяся интересной, встречала одобрение.
Чемпионаты по боксу были тогда для Франции новинкой, и вот кому-то пришла мысль устроить утреннее представление с участием лучших артистов мюзик-холла, а в заключение матч английского бокса между белым и чёрным боксёрами. Идея понравилась, и было решено, что белым боксёром буду я.
— Морис умеет боксировать, и, кроме того, сейчас он самый популярный из молодых актёров. Весь Париж сбежится смотреть матч, если в качестве любителя выступит он, а противником будет
| страница 55 |
профессионал, да ещё негр. Это вызовет сенсацию. Надо уговорить Мориса.
В тот же вечер члены оргкомитета Рис Оранжиса явились ко мне в артистическую.
— Встреча, — сказали они, — состоится через две недели в «Бата-Клане» и будет гвоздём представления. Это большая честь для молодого актёра...
— Да вы что? Уж не принимаете ли вы меня за соперника Жоржа Карпантье? Разве вы не знаете, что боксёр-профессионал второго класса может в несколько минут побить любого боксёра-любителя. Благодарю за честь!
Тогда один из них с улыбкой Макиавелли предложил договориться с профессионалом, чтобы в третьем тайме он симулировал нокаут.
— Ну, тогда другое дело. Если парень согласится лечь в третьем раунде... и даст мне поработать в первых двух... Кого вы хотите пригласить?
— Янга Джоэ Ганса. Вечером мы сообщим о результате.
Вечером мне сказали, что Янг согласен. Он просто в восторге. В третьем раунде он ляжет, послушный как младенец. Чего тебе ещё?
— Прекрасно, ребята, тогда давайте рекламу, надеюсь, я сделаю хорошие сборы для стариков.
Стены Парижа покрываются афишами, газеты каждый день напоминают о предстоящем событии. Все превозносят мою храбрость. Мужчины и женщины смотрят на меня с восхищением. Я выгляжу героем... Я был настолько уверен в исходе боя, что ни разу не зашёл в спортивный зал и не подумал тренироваться. Ни прыжков через верёвку, ни пробежек. На семь-восемь минут меня и так хватит!
Наступает знаменательный день. Я абсолютно спокоен. Арбитром будет Эмиль Метро, парень ростом с Триумфальную арку. Моими секундантами — Жорж Карпантье, Адриен Оган и Бернар, наши лучшие боксёры. Прямо настоящий чемпионат. Я сам начинаю принимать себя всерьёз. После плотного завтрака — а чего ради, позвольте вас спросить, я стал бы себя ограничивать? — прихожу в «Ба-та-Клан». Зал переполнен и очень возбуждён. Концерт слушают рассеянно, все пришли ради бокса, ради острых ощущений, крови, подбитых глаз, разбитых губ. Словом, собрались приятно провести время.
Вот и чемпионы, на сегодня превратившиеся в секундантов. А вот и мой негр. Я здороваюсь с ним и стараюсь вложить в свой поклон нечто такое, чтобы он понял, что я отношусь к нему с симпатией. Он отвечает холодно. Правильно! Ведь на нас смотрят.
| страница 52 | Содержание | страница 56 |