Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 3. Смутные времена. (страницы 134-136)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 134 |
Жители Канн слышали это сообщение и потихоньку обсуждают его. Они-то знают правду и потрясены. Ко мне приходят участники Сопротивления: «Этот парень не в курсе дела, Морис. Мы сообщим ему, что ручаемся за вас. Они там не информированы!» Актёр Рене Лефевр — участник движения Сопротивления сектора Антиб — отправил моему обвинителю в Лондон следующее послание: «Ошибка в отношении Мориса точка Неуместная кампания точка Морис уже проявил и ещё проявит себя точка Искренне твой».
Когда послание Рене Лефевра пришло по назначению, по лондонскому радио уже успели несколько раз передать пародийную пластинку на мою песню «Они честные французы» (её назвали «Они плохие французы»). Артист-обвинитель перестаёт называть моё имя, видимо, дан приказ не передавать и пластинку, так как её уже не слышно. Больше обо мне не говорят, но слишком поздно. Зло сделано. Отвратительное обвинение просочилось всюду. В Каннах ему не верят. В Ницце тоже. Но в других местах?!
В Каннах царит террор. С большим трудом нам удаётся отправить родителей Ниты в Дордонь. Потом туда уезжаем и мы. Будем жить в деревне до освобождения, которое, как надеются, придёт весной.
Как всё спокойно в Мозаке, в Сен-Мейме! Можно подумать, что здесь никогда и не видели немцев... Правда, в Бержераке, в Периге есть гестапо. Но в деревни немцы приходят только по доносам.
В этих краях начинают говорить о маки́. Существует как будто большая группа, возглавляемая человеком под кличкой «Солнце». Хорошее имя! Группа организовалась в окрестных лесах. Брожу один по дорогам, но никогда их не встречаю. Говорят, однако, что по ночам в округе происходит много событий: диверсии на железных дорогах, казни крестьян, обвинённых в сотрудничестве с врагом, в доносах. Волнение нарастает. О моём присутствии здесь скоро становится известно. Я снова начинаю бояться гестапо, а иногда мне приходит в голову, что участники группы маќ, должно быть, слышали нападки, с которыми выступал против меня француз-певец из Лондона. Эти парни знают только моё имя! Кроме этого, им ничего обо мне неизвестно, и, если они решат предпринять в отношении меня какие-либо действия, ничто не сможет их остановить. Я ошибся, когда подумал, что Дордонь — спокойный уголок.
Распространяются всё более упорные слухи о высадке союзников. Видимо, это должно случиться недели через две. Один из руководителей Сопротивления в Дордони (его псевдоним Бержере) дал нам это понять во время неожиданной встречи.
| страница 135 |
И наконец свершилось! Утром 6 июня 1944 года радио сообщает, что союзники совершили массовую высадку на севере Франции, высадка продолжается. Противник застигнут врасплох. Союзные войска укрепляют свои позиции. Из лесов выходят группы партизан. Люди поют, слышны радостные возгласы. Какой-то горбун размахивает ружьём, сделанным лет сто назад. К маки́ присоединяются крестьяне — старые, молодые.
Вне себя от радости, мы с Феликсом Паке отправляемся в Мозак, там на почте есть радиоприёмник. Мы туда ходим почти каждый вечер, чтобы быть в курсе событий. По пути то здесь, то там слышен треск пулемётов.
Кто-то бежит нам навстречу через маленькую площадь. Мужчина и женщина, они очень бледны.
— Мсьё Морис... Мсьё Морис... Не возвращайтесь в Сен-Мейм... За вами приходили... Они говорят, что вас должны расстрелять... вас и мсьё Паке!
Что и говорить, сообщение не из приятных!
Сейчас же вспоминаю об артисте с английского радио. Понимаю, что не надо возвращаться домой, но мне противно бежать. А куда скрыться? На сколько времени? Если меня действительно хотят убить, то в конце концов разыщут.
Ну ладно, всё-таки надо действовать! Решаем идти к Дельмарам — актёрам, которые живут в Кадуэне. Попросим у них приюта на ночь, а там решим, что делать дальше. Нужно предупредить Ниту и всех домочадцев, что мы не вернёмся; сообщим о себе позднее.
Подходим к Кадуэну. Входим в столовую. Нам улыбаются дружеские удивлённые лица. Что происходит? Чувствуем себя вне опасности, объясняем, в чём дело. Люди, к которым мы попали, смелые и добрые. Они не воспринимают всерьёз то, что мы говорим. Тут какая-то ошибка. Вас убить? Подумать только! Разве можно просто так взять и убить такого человека, как вы? Ну, уж здесь-то вам нечего бояться.
Не могу сказать, чтобы в эту ночь я спал как младенец. Вскоре к нам присоединяются Нита и подруга Паке Мариза.
Немцев ещё много, и они свирепствуют: жгут, грабят, пытают. В доме, где мы живём, поселилась группа маки́. Если об этом узнают немцы, они сожгут дом и всех, кто там находится. Такова цена. Мы наготове, чтобы в любую минуту, при малейшей тревоге бежать в окрестные леса. Немцы обстреляли и подожгли деревню, находящуюся в трёх километрах от нас.
Часами сидим на одном месте в лесу, вздрагиваем от звуков выстрелов. Играем в бридж... шёпотом!
Потом, спрятавшись, следим за тем, как по шоссе проходят бесконечные колонны бошей. Они уходят! Вид у них не блестящий.
| страница 136 |
Боши деморализованы и представляют собой жалкое зрелище. Бержерак и Периге освобождены. Сопротивление торжествует победу.
Ссылаясь на немецкий источник, швейцарское радио, потом Лондон, Алжир и Париж сообщают, что я убит французскими партизанами. Один из соседей прибегает, чтобы сообщить нам эту новость. Моё имя значится в списке расстрелянных, вывешенном в мерии Периге. Может быть, я действительно умер и сам этого не знаю. Как в американских фильмах! Да, наверно, это так, потому что немецкое радио снова сообщает, что меня убили, и рассказывает подробности:
«Голос Рейха — Париж. Постепенно становятся известными подробности смерти Мориса Шевалье... Его узнала группа мерзавцев, «патриотов». Они напали на него, нанесли удары дубинками, американскими кастетами. Он упал, обливаясь кровью. Единственным его преступлением было то, что он пел во Франции во время немецкой оккупации и выступал перед нашими военнопленными в Германии».
После этого я уже не знаю, на каком я свете. Смотрю в зеркало, и моя рубашка кажется мне саваном!
Однажды во двор дома, откуда мы так и не осмелились уйти, въезжает машина. Из неё выходят три человека, вооружённые автоматами. Я прячусь, но слышу, что речь идёт обо мне:
— Он здесь. Нам это известно. Мы пришли его арестовать. Отдайте его в наши руки. Если вы этого не сделаете, тем хуже для вас!
Выхожу, трое молодых людей с оружием в руках. Они смотрят на меня, скорее, с любопытством, чем с неприязнью:
— У нас приказ привезти вас для допроса в Периге. Следуйте за нами.
Едем. Меня посадили отдельно. Парни сгибаются под тяжестью всякого оружия. Они чувствуют себя неловко. Предлагают мне папиросу. Спасибо, я больше не курю.
Приезжаем в Периге и поднимаемся на третий этаж какого-то дома. Из каждой комнаты выходят мужчины и женщины, чтобы посмотреть на меня. Лишь немногие бросают на меня враждебные взгляды. Один человек говорит: «Тяжело видеть вас в таком положении, мсьё Морис».
Я не ждал сочувственных слов, глаза наполняются слезами. Делаю над собой усилие и отвечаю, что и сам больше огорчён, чем испуган.
Слышно, что около дома собирается толпа. Новость о моём аресте уже облетела Периге. Меня вводят в комнату, где в группе мужчин стоит офицер в чине майора. Строгие взгляды... Допрос. Даю объяснения. Лицо майора смягчается.
| страница 133 | Содержание | страница 137 |