Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 3. Смутные времена. (страницы 161-164)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 161 |
Записали с Бингом Кросби мою первую передачу для американского радио. Успех не изменил его покладистого характера, но влияние, которое он приобрёл в своей области — его можно сравнить с влиянием Рокфеллера или Форда, — одело его в броню. Бинг был очень приветлив. Мы исполнили вдвоём мои старые американские песни. Потом он пел один; его голос — дар божий. Затем я спел американский вариант моей песни «Ma пом», которая превратилась в «Just a bum» * (Приблизительный перевод: «просто бродяга» (амеркан. жаргон).). Выступление кончилось шутливым текстом, написанным заранее.
Я всё ещё в Нью-Йорке, но через два дня уезжаю в Монреаль. Воскресенье провёл за городом с друзьями, а когда вернулся, получил телеграмму от Рене Клера: «На торжественной премьере в Париже наш фильм «Молчание — золото» имел большой успех».
Я счастлив! Мне удался этот поворот: роли персонажей моего возраста.
Сегодня утром выступал в военном госпитале Монреаля. В зал принесли на кроватях и носилках даже тяжелораненых. Лица без подбородков, без носов, без глаз. Чуть живые люди. И все они, эти выходцы с того света, хохочут, визжат от удовольствия, когда я пою свои песни. Случается, что страдальческий крик, как будто кого-то пытают, заглушает смех. Кричит солдат, тяжело раненный в живот; он может существовать только со вставными трубками. От хохота трубки сместились, и вот он кричит. Прибегает сестра, ставит трубки на место. И он снова хохочет...
Артист должен обладать способностью увлечь публику, а этого не могут дать ни ум, ни консерватория.
Когда я был проездом в Оттаве, председатель парламента устроил приём в палате, чтобы представить меня министрам и депутатам английской и французской Канады. Дело происходило после спектакля. Обстановка была такой сердечной, что я спел по просьбе присутствующих «Луизу» по-английски и «Валентину» по-французски.
Чтобы меня было лучше слышно, мне пришлось взобраться на рояль.
Приём в палате — такой почёт впервые выпал на долю артиста, и это небольшое событие было отражено в международной печати.
| страница 162 |
Получил несколько предложений на серии передач по американскому радио. Ужасно соблазнительно! Самые лучшие условия. Несмотря на это, что-то во мне протестует. Интуиция подсказывает, что нельзя сразу хорошо делать слишком многое. Выступления в сольных концертах успешны? Да, конечно! Новая карьера в кино в ролях моих однолеток? Да! Книги имеют успех и писать для меня радость? Да! О да!
Не кажется ли тебе, что у тебя достаточно дел, если ты хочешь хорошо с ними справляться? Считай себя счастливым, ведь тебе предстоит так много сделать в этих трёх направлениях... Верить в себя — хорошо, но нельзя допускать, чтобы огонь честолюбия испепелял тебя.
Я ошеломил всех, отказавшись от этих предложений. Буду осторожен и соглашусь только на отдельные записи то тут, то там, проездом.
Я не курю. Почти не пью, и есть ещё третье, чего я тоже не делаю. Чего?
Не хожу на лыжах.
Снова дома. Вчера вечером впервые присутствовал на открытом сеансе картины «Молчание — золото». Это шедевр французской тонкости. Благодаря руководству Рене Клера не только устранены все слабые стороны, его фильм, несомненно, проникнут духом Парижа.
Возможно, что в дальнейшем юной Марселле Дерьен придётся страдать из-за того, что у неё был слишком счастливый дебют. Актёр кино всегда зависит от режиссёров и партнёров, и успех её первой большой роли может принести ей горькие разочарования.
А я? Направляемый Рене Клером, я всё время раскрывал внутренний мир героя скупыми средствами и создал очень достоверный образ. И вот что удивительно: действие настолько увлекает зрителей, что у них не возникает желания слушать моё пение. Какие чувства будет внушать новый Шевалье — старый, серьёзный, неожиданно трогательный? Публика вынесет свой приговор. Как бы то ни было, после такого успеха я не имею права идти на риск оказаться посредственным.
Фильм «Молчание — золото» получил первую премию на Международном кинофестивале в Брюсселе. Это сенсация, если учесть высокий уровень фильмов, представленных Америкой, Англией, Италией и другими странами.
Узнав об этом, я сел в машину и поехал на закрытие фестиваля, чтобы поблагодарить жюри и бельгийскую публику.
| страница 163 |
Фестиваль в Локарно. Первая премия — фильму «Молчание — золото»; первая премия за постановку — Рене Клеру, и первая международная премия за исполнение мужской роли — кому бы вы думали?..
Французская федерация по вопросам рекламы принимала иностранных представителей на банкете в ресторане Эйфелевой башни. Я получил официальное приглашение: мне присвоили звание «Самый привлекательный французский коммивояжёр»!
После обеда начались речи.
Ораторов встречают бурно и недружелюбно. Из зала выкрикивают слова, резкие как пощёчины.
Сначала выступают иностранные представители: бельгийский, швейцарский, бразильский, мексиканский, английский и другие. Всем аплодируют, хотя слушают плохо: для того чтобы покрыть такой шум, нужно иметь особый голос. Некоторые начинают хорошо, но потом их голоса тонут в общем шуме, который возобновляется, как только оказывается, что выступающий не смог заставить себя слушать.
Затем говорят французы. Бывший председатель Совета министров Франсиск Гэ начинает удачно, потому что он производит внушительное впечатление и берёт верный тон.
Лучше всех сказал председатель федерации Бернар де Пла. Он хорош собой, умён и пользуется авторитетом, у него сильный голос. Отдав должное иностранцам и почётным гостям, он говорит о результатах моих последних гастролей и о том, что я веду пропаганду в пользу Франции способом, доступным мне одному.
Раздаётся дружная овация всех присутствующих. Несмотря на то, что они расходятся по многим вопросам, их объединяет чувство, которое они испытывают ко мне. Кланяюсь. Сердце трепещет от радости.
Затем выступает Луи Сайян. У него не особенно громкий голос, но он очень скоро находит убедительный тон, его слушают и не прерывают. В заключение он говорит, что увидел в зале своих товарищей по Сопротивлению во время оккупации (он называет их), а также невольного участника — Мориса Шевалье, который, возможно, спас ему жизнь в начале 1944 года. И рассказывает следующую историю.
Это произошло в районе Сент-Огюстэн. У Сайяна были при себе важные документы. Сопровождал его один молодой участник Сопротивления. Начинается чудовищная облава, одна из тех, которые немцы нередко проводили. Со всех сторон набегают гестаповцы, избивают, увозят в тюрьму. Вокруг Луи Сайяна и его друга затягивается петля. Их жизнь на волоске.
| страница 164 |
Они вбегают в парикмахерскую на бульваре Османн. И видят: я сижу в кресле и со мной проделывают различные манипуляции. Вероятно, я рассказывал какие-то истории мастерам, которые меня обслуживали.
Свободен только один парикмахер. Сайян просит, чтобы его постригли, побрили, сделали массаж. Когда всё проделано, те же операции проделывает его приятель. Они проводят в парикмахерской около двух часов и выходят только тогда, когда облава кончается, и на бульваре снова становится спокойно.
Если бы меня обслуживали как обычного клиента, они бы ушли на полчаса раньше, и Сопротивлению, вероятно, пришлось бы искать другого Луи Сайяна... Он рассказывает просто, живо; эта история находит отклик у слушателей — неугомонных насмешников.
Да, чуть не забыл: выходя из парикмахерской, оба участника Сопротивления, успокоившись, напевали припев моей песни «О Морис!..».
Вчера репортёр Поль Гют пришёл взять у меня интервью для статьи в «Газетт де леттр». Он очень симпатичный, этот Поль Гют. Но чтобы ублажить своих читателей, ему очень хотелось вырвать у меня секреты успеха песен. Я почувствовал себя припёртым к стенке. Он умолял меня, почти как ребёнок:
«Ну, пожалуйста, расскажите, как получается хорошая песня. Почему эта, а не та? И как меняются песни? Пожалуйста, скажите, люди так хотят это знать!»
Мне вдруг показалось, что я туп. Я растерялся, потому что не умел объяснить, как выбираю, пишу песни, повинуясь интуиции, подобно тому как люди говорят, как дышат. Мне представляется невозможным объяснить технику создания песни, её эволюцию.
Передо мной поставлена задача, превышающая мои силы. Разве художник анализирует оттенки и краски, которые он накладывает на создаваемую им картину? Нет! Он рисует как можно лучше, пока не почувствует, что его кисть сделала своё дело. Он выразил то, что хотел, вот и всё.
То же самое происходит и с певцом. Его сердце, мозг и язык постепенно создают то, что он преподносит публике. Но разбирать процесс, взвешивать по граммам шансы на успех — кажется мне тщетным. Ведь в песнях есть столько необъяснимого, того, что нравится или не нравится публике. Да, есть простые штампы, привычные мелодии, пошлость; но тот, кто стремится к совершенствованию, отбрасывает всё это.
| страница 160 | Содержание | страница 165 |