Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 4. То здесь, то там. (страницы 173-175)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 173 |
В Новом Орлеане я познакомился с внуком Клемансо, который чем-то похож на своего знаменитого деда. Он женат, имеет двух прелестных детей, и ему здесь живётся хорошо. Он вызывает симпатию, однако при мысли, что он живёт в Америке и оставался здесь в такое тяжёлое для Франции время, как война и оккупация, делается грустно.
Софи Тукер — самая яркая индивидуальность, которую когда-либо знал мюзик-холл. Сегодня слушал, как она поёт в одном большом ночном кабаре в Сан-Франциско. Поёт? Ошеломляет! То, что она делает, — гениально. Синкопы, речитатив в ритмах, неожиданные всплески всё ещё мощного голоса, доброта, иногда вульгарность, иногда едва ли не чрезмерная сексуальность, но в целом это такое, чего нельзя отвергнуть. Это лавина! Какой труд! Вы можете не одобрять ни её вкуса, ни приёмов, но вы подпадаете под необычайное обаяние актрисы, а оно, как известно, у «Священных Монстров» принимает различные формы.
Кто может объяснить тайну профессии, которая владеет вами настолько, что вы становитесь её рабом? Я мог бы жить в Париже или на Лазурном берегу на своей вилле «Люкл» спокойно, удобно, окружённый теми, кто меня любит, а вместо этого переезжаю из страны в страну, из города в город, из отеля в отель, влекомый силой ремесла, в котором надеюсь ещё что-то сделать, что-то доказать. У клоуна Грока была шутка. Он говорил, что обожает, когда его бьют молотком по голове, потому что, когда это прекращается, ему становится так хорошо! Со мной происходит примерно то же самое. Чем сильнее спазмы в желудке перед выходом на сцену, тем счастливее я после концерта, когда он хорошо проходит. И счастлив до тех пор, пока можно не волноваться в ожидании следующего.
| страница 174 |
Пока будут продолжаться мои концерты в Лос-Анджелесе, я буду жить в Голливуде, в Беверли-хилс, чтобы быть поближе к моему другу Шарлю Буайе. По мере того как приближается моё возвращение в Голливуд, где я провёл семь лет и снимался во многих фильмах, я всё больше начинаю понимать, почему не остался в этом волшебном уголке.
Голливуд прежде всего город-рынок, где всё зависит от коммерческого успеха. А это фатально ведёт к тому, чтобы ублажать вкусы зрителей, подлаживаться к тем, кто платит деньги, что совершенно неприемлемо для артиста, который поставил себе целью расти и совершенствовать свой талант.
Существует голливудское воспитание, голливудский образ мыслей, голливудское сознание, и в конце концов ты должен всё это принять или вырваться из отравленной атмосферы, где нет и не может быть ничего гуманного, где всё фальшиво — успехи, неудачи, увлечения, разрывы, дружба, ненависть и даже стрижка волос... Либо нужно этим жить, либо уйти. Я твёрдо знаю, что никогда не смогу этого принять, поэтому будет правильно, если я отнесу Голливуд к воспоминаниям.
У меня была настоящая голливудская слава, но она не сделала меня счастливее, напротив, во многом мне помешала. Преувеличенное поклонение толпы часто вызывало такое чувство, будто ты заранее согласился принять бесконечно много за то, что фактически этого не стоит.
Я в Голливуде. Вечером выступаю в «Билтмор тиэтр» в Лос-Анджелесе. Все, кто в Голливуде имеет хоть какое-то имя, уже запаслись билетами. Полный зал обеспечен, но меня беспокоит моё состояние: вот уже дней десять я ощущаю сильную усталость, хотя температуры нет. Все последние дни я чувствовал себя на сцене вялым, но голова ясная. Так иногда бывает при гриппе — понимаешь, что всё летит к чертям, и ничего не можешь сделать. И сегодня вечером, когда я выйду на сцену, никакие овации не смогут ничего изменить в моём физическом состоянии. Я какой-то пустой; только бы это не было заметно со стороны, иначе — провал.
| страница 175 |
(Морис Шевалье с Кэрол Чаннинг и Уолтом Диснеем в Голливуде)
После спектакля в моей артистической много знаменитых дружески приветствующих меня людей. Этот вечер имеет большое значение. Всё, что исходит из Голливуда, плохое или хорошее, всегда имеет огромную огласку.
Актёры Голливуда смотрят на актёров сцены так же испытующе, как, впрочем, и последние на актёров Голливуда. В обоих случаях выступления перед этой публикой — самый серьёзный экзамен, который держат люди нашей профессии.
Назавтра газеты приветствуют моё возвращение, и их единодушие вознаграждает меня за всё. Уф! Выиграл!
Ходил сегодня на Роксбери Драйв взглянуть на дом, где жила Марлен (Дитрих). Его внешний вид не изменился, что само по себе редкость, так как за истекшие годы все в Голливуде непрерывно менялось. Я долго смотрел на входную дверь, на окна в мексиканском стиле, забранные решёткой, откуда мы с друзьями следили за гангстерами, которые в один из вечеров 1932-го или 1933 года грозились похитить дочь Марлен, если мать не заплатит за неё выкуп. В ту далёкую ночь мы, вооружённые мужчины, бодрствовали, а прекрасная Марлен хозяйничала и подавала нам напитки и сандвичи.
| страница 172 | Содержание | страница 176 |