«Рене Клеман» (1978)
Детство, простреленное войной. (страницы 74-78)
(Валерий Турицын)| страница 74 |
Венок, уже послуживший усопшей кузине, быстренько приспосабливается к новым обстоятельствам: стоит отломить одну буковку, и сакраментальное «спи спокойно» адресовано уже кузену 1 («Cousine» и «cousin» — таково французское правописание слов «кузина» и «кузен».). Теперь другая, оставшаяся в живых, двоюродная сестра может оказать почести Жозефу.
Фарисейство взрослых, равнодушно, если не сказать бездушно, совершающих религиозные обряды, приведено Клеманом в столкновение с искренностью, душевной чистотой детей при выполнении той же, по сути, церемонии. Происходит жутковатая рокировка: ведь именно взрослые играют в запрещённые игры, а для детей — чем дальше, тем больше — игра в смерть становится самой жизнью.
Выводы Клемана, разумеется, выходят за пределы сатиры на бездуховное существование крестьян и, как следствие этой бездуховности, на формально соблюдаемые католические обряды (об атеизме не может быть и речи!). Да и вряд ли объектом его нападок стали собственно крестьяне как особая среда, особый класс. Режиссёр выступает против человеческой ограниченности, чёрствости, ханжеского благочестия, бессердечия... Словом, всего, что постоянно угрожает оставить тяжкий след в душе восприимчивого ребёнка.
Рене Клеман определил свой фильм как «современную сказку о феях» 2 (Цит. по кн.: Лепроон П. Указ. соч., с. 643.). Вряд ли, однако, волшебницы хоть изредка посещают «старших» Доле, Разве что недобрые. Зато нежные и добрые феи не оставляют мир детства с его тонкостью, тактом и душевным целомудрием, щедро расцвечивают мечту поэтическими красками.
Наверно, это они увели с дороги смерти Мишеля и Полетту, чтобы в вековом, сказочно-спокойном лесу познакомить мальчика и девочку. Это они (увы, ненадолго) заменили фонограмму войны шелестом деревьев и трав, пением птиц и чарующей музыкальной темой, которая, став лейтмотивом детства, будет в дальнейшем сопутствовать юным героям.
| страница 75 |
Не без участия фей возникает трогательная, хрустально-прозрачная история первой детской любви. Окружённые войной и прозаизмом взрослых, Мишель и Полетта невольно тянутся друг к другу, ещё не сознавая своего чувства.
Под руководством Клемана маленькие актёры уверенно передают тончайшие повороты детской души.
Брижитт Фоссей со смешными милыми ужимками и неподражаемым кокетством, в манере памятных многим первых работ в кино Наташи Защипиной 1 (Например, в фильме В. Эйсымонта «Жила-была девочка» (1944).), сыграла маленькую горожанку, которая вовсю «эксплуатирует» власть своих «чар» над Мишелем. Полетта становится всё более капризной, по-женски требовательной. Её просьбы начинаются с вполне «взрослой» преамбулы: «Если ты меня любишь, то...»
Жорж Пужули на диво органичен в роли защитника Полетты, сурового, как и все крестьяне, но ласкового. Очарованный нежностью, Мишель готов исполнить любой приказ своей маленькой подружки... До поры до времени мальчик и девочка живут в особом, вечно таинственном мире детства. Но даже феи бессильны защитить его от преступного вторжения войны, а также взрослых, едва ли не каждое прикосновение которых мучительно.
Переживания ребёнка неизменно натыкаются на стену из тупого безразличия. В пользу мысли о «несовместимости двух миров» Клеман, как мы видели, высказал немало аргументов. Подытожим этот невесёлый «список» почти аллегорической сцены: стоны и плач Полетты, которой во сне привиделись ужасы войны, монтажно стыкуются с равнодушным храпом папаши Доле.
Неверие в человека, показ людей столь ничтожными, что их не стоит жалеть и тем более оплакивать, настораживает. Режиссёр явно увлёкся памфлетом против взрослых, и в какой-то момент откровение искренности, излучаемое детьми, теряется в насмешках полемиста. Плач и страдание поглощаются сарказмом, действующим как пощёчина.
| страница 76 |
Мы начинаем задыхаться от стыда и смущения, которое никак не проходит от мысли, что мир взрослых в картине представлен в несколько условном, полумаскарадном костюме.
Не в пример прошлому фильму Клемана «Запрещённые игры», казалось бы, очищены от литературно-символических пассажей в теме судьбы. Однако в «отрицательных» персонажах всё же есть нечто фатальное. Взрослые не могут уйти от процесса распада и деградации, который несут в себе. Война лишь ускоряет и обостряет этот процесс. В какой-то момент она даже отступает на второй план и начинает казаться следствием того, что человек суть раб условностей, заранее заданных идей, ложных в самой основе ценностей. Такие люди крайне пассивны, всегда растворены в реальности, принимая её как неизбежную и единственно возможную данность. Весь ужас, по убеждению Клемана, в том, что они не способны хоть как-то противиться злу, хотя бы частично преодолеть последствия войны. Более того, взрослые словно продолжают дело войны в сфере морали, придав этому «делу» оттенок корысти, поразительной прозаичности. Формально они вроде бы запрещают мрачные игры, но по существу, всем своим поведением, образом жизни, отношением к смерти и религии предоставляют детям дополнительный, но немаловажный материал для оформления игр, вдохновлённых войной. Будто подхватив разрушительную работу войны, которая отняла у Полетты родителей, супруги Доле разлучают девочку со своим сыном Мишелем. Причём привязавшихся друг к другу детей не просто разлучают, а выдают крохотную девчушку полиции, обрекая её на жизнь в сиротском доме. Для практичных крестьян она только «лишний рот». Это соображение, усиленное страхом перед возможным обвинением в богохульстве (украденные с кладбища кресты до сих пор не найдены), заставляет их пойти на обман и предательство. Тем более тяжкие, что Полетта вошла в семью и считает фамилию Доле своей; тем более гнусные, что отец обещал оставить девочку, если Мишель раскроет тайну исчезнувших с кладбища крестов. Мальчик во всём признался, всё рассказал, но маленькую Полетту всё же уводят жандармы.
| страница 77 |
Уводят в приёмный центр Красного Креста. Уводят навсегда. Мишель, заливаясь слезами, в бессильном гневе вновь срывает кресты с могил, на этот раз с могил животных, сбрасывает их в реку. На глазах у повзрослевшего ребёнка кресты медленно уплывают вдаль. Уходит детство. Остаётся лишь крик и плач Полетты, затерявшейся в толпе сирот на вокзале. Крик девочки настойчиво, но тщетно зовущей Мишеля...
Лепроон полагает, что «чистота детей кажется созданной для того, чтобы искупить грехи человека» 1 (Лепроон П. Указ. соч., с. 645.). Однако, на наш взгляд, фильм не предоставляет достаточного материала для подобного религиозно-философского вывода.
Сиклие, напротив, утверждает, что «дети в «Запрещённых играх» защищены от зла, потому что ещё не стали взрослыми» 2 (Siсlier J. Op. cit., p. 15.). Но им, как считает критик, «предназначено стать жертвами». Склонность детей к подражанию позволяет предположить, что «некогда они усвоят жесты взрослых, их образ мыслей, что навсегда предопределит их судьбу». Однако размышления Сиклие о «замкнутом круге» также, нам кажется, излишне умозрительны, не имеют глубоких оснований. Тому порукой бунт Мишеля в финале картины, его горечь и гнев.
Впрочем, вопрос о будущем своих маленьких героев Клеман оставляет открытым. Но одно бесспорно: многое зависит от общества и от степени осознания взрослыми ответственности за детей.
* * *«Запрещённые игры» — явление уникальное не только во французской, но и в мировой кинематографии. Один из самых жестоких сюжетов воплощён на экране с потрясающей откровенностью, причём без тени натурализма.
| страница 78 |
Киносправочники говорят вроде бы о счастливой судьбе ленты, отмеченной главной наградой Венецианского фестиваля 1952 года («Золотой лев Святого Марка»), во многих странах мира названной «лучшим фильмом года». Но всё было не так просто.
И сейчас, по прошествии многих лет, Клеман мрачнеет, перечисляя связанные с постановкой картины и её прокатом неприятности и трудности. ...Банкротство фирмы, финансировавшей производство «Запрещённых игр». Отсутствие денег даже для оплаты страховки. Упрёки французской прессы (самые разные, вплоть до обвинения в надругательстве над «всем святым») в адрес фильма, который был завершён исключительно благодаря самоотверженности всей съёмочной группы, работавшей бесплатно. Закулисные интриги, лишившие картину возможности официально представлять Францию в Канне (тут режиссёр несколько оживляется: журналисты, сценаристы и техники, выразив сожаление, что фильм не был выставлен на конкурс, в знак протеста присудили ему «Большую независимую премию Каннского фестиваля 1952 года»). А далее — целая кампания с целью изъять ленту из программы Венецианского фестиваля, где ей, однако, присуждается «Золотой лев»...
Честный и объективный рассказ о «запрещённых играх» и впрямь хотели запретить. Борьба за фильм стоила его создателю немало нервов и сил.
| страница 73 | Содержание | страница 79 |