«Рене Клеман» (1978)
1944 год. Человек и история. (страницы 152-155)
(Валерий Турицын)| страница 152 |
Как и в «Битве на рельсах», Клеман чувствует себя уверенно и непринуждённо в описании поездов и вокзалов, но на сей раз гораздо хуже получились «ударные куски», куда вкралось много неправдоподобного и дидактичного.
Вызывает по крайней мере сомнение сцена, когда весь вагон торжественно и патетично поёт в пику немцам: «Милостивый боже, наш защитник, спаси Францию!»
Рокамболической выдумкой отдаёт казнь пассажирами поезда нацистского агента, хотя в формальном отношении сцена сделана мастерски. Стоит поезду войти в длинный туннель, как Клеман «драматизирует» фонограмму: тревожные свистки паровоза смешиваются с ветром, музыкальные аккорды начинают имитировать человеческие голоса. Люди молча обступают шпика, который ведёт Аллена по вагону, теснят его к выходу и так же молча сбрасывают с поезда, мчащегося на полном ходу. Толпа, таким образом, превращается в единое целое, в компактный коллектив, «выплёвывающий» инородное тело.
Приговор фашизму вынесен. Клеман задумал эту сцену, очевидно, как символ борющейся Франции. Однако, мне кажется, жизненная правда и подлинный пафос уступили здесь место наивно-декларативному, искусственному построению. К тому же отдельные подробности излишне эффектны и «живописны». Выталкиваемый из вагона гестаповец ухватился за конец белого шарфа Терезы, и та лишь в самый последний миг сумела распустить его узел. Нам словно предписано попереживать: подумать только, ещё секунда — и героиня погибла бы вместе с мерзавцем! К тому же надлежит уяснить, что «теряя свой шарф, Тереза освобождается от буржуазных уз... Она перестаёт быть одинокой», «включается в коллектив» 1 (Farwagi A. Op. cit., p. 52.). Всё как в нравоучительной мелодраме, предполагающей определённое каноном противопоставление «чёрного» и «белого».
| страница 153 |
Безбровый нацист столь отвратителен, столь резко выделяется в толпе (как говорится, «виден за версту»), что его опознают не только зрители, не только настороженные Тереза и Аллен, но и все без исключения пассажиры. В данном случае отметины типажного кинематографа излишни. Напряжённое развитие фабулы, разумеется, не главная цель режиссёра. Как и в большинстве своих фильмов, Клеман стремился раскрыть психологию главных героев, проследить перемены, происходящие в их душе под влиянием нагрянувших событий.
Итак, ещё один пласт фильма «День и час» — «психологическая драма». В этом аспекте особенно интересна последняя треть картины — на наш взгляд, лучшая её часть.
Здесь меньше событий. Чудом ускользнув от французской полиции, герои попадают к партизанам в Пиренеях. Аллена переправляют в Испанию; Тереза остаётся с маки 1 (Маки́ (франц. maquis) — так назывались во время второй мировой войны французские партизаны.). Вот, собственно, и всё.
Меньше детективного напряжения. Разве что допрос Аллена у партизан с целью установить его личность. Впрочем, в благополучном исходе мы не сомневаемся.
Всё действие сосредоточивается на двух героях. Любовь придаёт Терезе и Аллену особую человечность. Их чувство находит своё выражение в порывах нежности. Мимолётных и сдержанных у женщины, которая до сих пор жила в моральной тюрьме и теперь с трудом освобождается от брони безразличия. Неожиданно робких у мужчины, легкомысленного скандалиста, знавшего до сих пор лишь легковесные интрижки...
Любовь побеждает апатию Терезы, пробуждает её к жизни. Любовь облагораживает Аллена. Наконец, она придаёт заключительным сценам фильма утраченную было простоту. А ведь Клеман нет-нет да и сбивался на салонные «тонкости» (как-то: в роскошном особняке Аллен изысканно набрасывает на плечи Терезы упавший на пол дорогой мех, и она на мгновение оказывается в его объятиях.)
| страница 154 |
Подобные украшательства встречаются в фильме всё реже и реже. Искренняя любовь рождает строгий поэтичный стиль, верный в мельчайших подробностях.
Их первый поцелуй — в тюремной машине. Пожатие рук, скованных наручниками. Тереза и Аллен не могут обнять друг друга...
Когда герои фильма оказываются на свободе, автор диалогов писатель Роже Вайан не обращается к многословным тирадам. Первые слова Терезы просты и естественны: «Я хочу пить»...
Их побег к партизанам совсем не патетичен, напротив, — забавен, ибо сопровождается юмористическими зарисовками. Став «похитителями велосипедов», Тереза и Аллен уводят их прямо из-под носа у отчаянно целующейся парочки. Тереза падает, успевает встать и снова набрать скорость, а те всё ещё целуются...
Пиренеи. Небо в облаках. Тереза устала, прилегла на траву. Аллен укрыл её своим пиджаком, обнял. Идут партизаны, а они безмятежно спят...
Наконец, последняя сцена фильма — расставание. У них только минута. За кадром призывно тарахтит мотоцикл: Аллен должен ехать в Испанию. Объятие, поцелуй, обычные, как будто ничего не значащие слова... Он уходит очень быстро, ничего не обещая, а Тереза ни о чём не просит. Последний кадр — панорама по пылающим в камине поленьям — словно говорит о том, что её не оставляет надежда...
Фильм завершается без громких финальных фанфар. Хотя всё кончается в свете дня, трудно сказать, имеет ли любовь Терезы и Аллена будущее. Ведь ей противостоит одно из самых страшных зол на земле — война...
Рене Клеман заканчивает своё киноповествование как бы на полпути. Перемены, которые на наших глазах произошли в характерах героев, не завершены. Об этом говорит и название сценария — «Завтра будет новый день». Какими станут Тереза и Аллен завтра? Не ставя окончательной точки, режиссёр словно приглашает зрителя поразмыслить о их будущей судьбе.
| страница 155 |
Фильм обладает несомненными достоинствами и прежде всего привлекает своей темой, патриотической направленностью. «День и час», как и задумал Клеман, стал обвинением пассивному выжиданию. Режиссёр считает, что эта проблема актуальна во все времена. И он, бесспорно, прав.
В финале героиня слышит по радио голос свободной Франции. Мы знаем, что очень скоро, в августе 1944 года, настанет день и час, когда французский народ поднимет знамя борьбы в Париже. Не исключено, что Тереза будет в рядах восставших...
Этим героическим дням Клеман — подлинный историограф Сопротивления — посвятит свой фильм «Горит ли Париж?».
* * *Со времён войны Клеман несёт в сердце «свою» тему. Постепенно в его творчестве выстраивается единая линия, отдельные звенья которой охватывают различные этапы освободительного движения. Впрочем, уже первоначальный замысел, возникший в конце 1944 года, был достаточно определённым, ёмким и цикличным. Режиссёр вспоминает: «Когда мне предложили сделать «Битву на рельсах», возникла идея создать цикл из пяти фильмов о Сопротивлении: о борьбе на железных дорогах, в городах, в маки, в тюрьмах; в последнем фильме мы хотели воздать должное всему движению Сопротивления» 1 (Кто решил судьбу Парижа. — «За рубежом», 1967, № 9.).
История кино знает аналогичные проекты. Так, в начале 20-х годов С. Эйзенштейн задумал цикл «К диктатуре». Режиссёр предполагал сделать восемь фильмов об отдельных этапах революционной борьбы, но, по ряду причин, поставил лишь один («Стачка»). Клеман после «Битвы на рельсах» ждал двадцать лет, прежде чем в фильме об освобождении Парижа ему удалось снять апофеоз французского Сопротивления. (Промежуточные звенья цепи — Сопротивление в городах, в маки, в тюрьмах — весьма и весьма относительно компенсирует «День и час».)
| страница 151 | Содержание | страница 156 |