СЦЕНАРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО
«Обманщики» (сценарий).
(Литературная обработка Франсуазы д'Обонн.)Часть 13.
Перед зданием синематеки. Огромный рекламный плакат разделен на две части. На одной — громадное фото Валентино, с подчернёнными ресницами и бровями, на другой — Джемса Дина в пуловере. Надпись гласит:
«Две эпохи — два легендарных героя
Рудольфе Валентино — Джемс Дин».
Перед афишей останавливаются двое юношей в кожаных куртках и девушка в узких брючках, та самая, что выгоняла Боба и Алэна из телефонной будки.
Юноша постарше говорит:
— Да, скажу я тебе!.. Подумать только, сколько баб дралось из-за этого клоуна!
— Это позволяет судить об эпохе, — заметила девушка, поджимая губки. — Вероятно, он дивно танцевал танго, мой пуся!
Помолчав, один из юношей замечает:
— Кто знает, может, через тридцать лет и Дин тоже выйдет из моды. Вот было бы смешно!
— Дин? — возмутилась девушка. — Ты спятил!
— Он стал олицетворением людей, неудовлетворённых жизнью, — заметил другой.
Но первый был явно плохо настроен.
— Неудовлетворённость... Она тоже устарела!.. Пройденный этап!..
— Только не для нас!
— Я скажу больше — всё обесценивается.
В пустом холле стояли друг против друга Мик и Боб.
— Послушай, Мик... — начал мягко Боб.
— Ни за что!
В куртке из грубой шотландки, в вельветовых брючках и небрежно повязанной крохотной косынке на голове, она по обыкновению размахивала своей сумкой.
Сделав несколько шагов вперёд, они остановились. Снова двинулись назад.
В ярости, точь-в-точь как если бы она ссорилась с Роже, Мик топнула ногой. Её глаза потемнели от гнева.
— Послушай, Мик, — возобновил немного громче Боб свои увещевания. — Посмотри фильм с Валентино, а я тем временем займусь мосье Феликсом.
— У тебя навязчивая идея, честное слово! Почему ты не хочешь, чтобы я пошла сама? Можешь меня сопровождать, если хочешь. Но я должна там быть! Это бессовестно, в конце концов! Мой это «Яг» или твой?
— Нет, дай мне всё сделать самому. Ты мне не доверяешь? Но если я прошу тебя об этом...
— Тс-с-с! Я даже себе не доверяю. Доверие? Кому можно доверять в жизни?
— Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу тебя обмануть?
— Конечно, нет! Не вижу, какая тебе в этом корысть. Но дело не в том! Просто эта история меня забавляет! А ты почему-то выступаешь в роли старшего брата! С меня довольно Роже... Слава богу, я сама могу переходить через улицу! Давай письма и жди меня здесь или идём вместе, если хочешь. Только надо кончить это!
— Тебе непременно надо видеть этого грязного типа в этом грязном кабаке?
— Непременно!
— Не лучше ли посмотреть фильм с Валентино?
— Мне наплевать на Валентино! Я не люблю напомаженных кавалеров с причёсками XVI века!
— Ты это говоришь обо мне?
Боб начал злиться.
— Угадал!
— Спасибо! Более чем любезно!
— А я и не пытаюсь говорить любезности! Долго ты будешь тянуть эту канитель?.. По-моему, уже хватит!..
— Послушай, Мик, я...
— Ты сдрейфил?
— Нисколько. Но признаюсь откровенно, история эта вызывает у меня отвращение.
— Что ты сказал?
— То, что ты слышала: отвращение!
Они понизили голоса, так как через фойе, шумно разговаривая и смеясь, прошла группа молодёжи.
— Отдай письма! — повторила Мик и схватила Боба за рукав. — Я пойду одна.
— Мик! — закричал Боб. — Это чёрт знает что! Ты сошла с ума. Неужели ты сама не видишь, как всё это отвратительно?
— А разве не отвратительно, что пятидесятилетняя старуха спит с двадцатитрёхлетним парнем?
— Конечно, но...
Она отошла от него и проговорила одним духом.
— Что «но»? В этом мире за всё платят. Продать трудно, но купить можно всё. Честь и даже святость, как говорит Алэн. И он прав. Ведь за молодость тоже надо платить. И дорого, если любишь. Только людоеды из сказок имеют бесплатно свежее мясо... А эта тётка богата. Машина у неё — будь здоров! Так пусть и раскошеливается. Это будет по справедливости. Деньги, полученные за проституцию, — это ведь всё-таки заработанные деньги. А если они у тебя от рождения — значит, просто ворованные!
«Опять алэновские теории», — подумал Боб и взглянул ей прямо в лицо.
— Послушай теперь меня. Ты этого не понимаешь, потому что не читала писем. А я их прочёл. Да, проявил любопытство. И знаешь...
— Вижу... Они тебя растрогали...
Мик засмеялась прерывистым и каким-то надрывным смехом.
— Ты расчувствовался! Вот почему ты хочешь идти к мосье Феликсу вместо меня... И вернуть ему письма даром. Я уверена, что это так!
Перед глазами Боба прыгали строчки писем написанных женским изящным почерком.
«Белочка моя! Ты помнишь горные склоны, где кажется даже воздух поскрипывает? Помнишь, как холод разрумянивал наши щёки и делал звонкими голоса? Ты посмотрел на меня своими большими светлыми, словно две капли воды на кончике листа, глазами и сказал: «Войдём сюда!» Это была, помнишь, маленькая хижина с усеянным хвойными иглами полом. Огонь жужжал в очаге, как пчелиный рой... Я никогда не забуду ни это пламя, ни вкус воды, ни запах хлеба. Оказывается, до тебя я их и не знала по-настоящему».
— Тебе не стыдно? — тихо спросила Мик.
Скрестив руки, она смотрела на него с любопытством, смешанным с ужасом, позабыв о своём нетерпении.
— Тебе стало жалко, я уверена. А? Признайся.
— Может быть!
— Жаль эту бедную женщину с сердцем модистки... набитым деньгами. Эту несчастную, которой столько же лет, сколько и твоей матери? Она, наверное, из той же среды, и у неё, вероятно, столько же денег, как и у твоей матери, и даже, может быть, кто знает, счёт в одном банке? А Боб в эту минуту думал о белке в заснеженном лесу, о горящих в очаге дровах, о старых волшебных сказках...
И он снова улыбнулся, повторив: «Может быть». Мик снова пришла в ярость.
— Ну, конечно! Они вместе играют в бридж? Ездят в Довиль на одной яхте? Может быть, ты даже пил у неё чай?
— Не взвинчивай себя, Мик, — беззлобно ответил Боб. — Ну, зачем ты играешь в эту игру? Ведь ты, в сущности, не такая дрянь...
— Я?
Мик побледнела, словно ей нанесли глубочайшее оскорбление. Медленно, отчеканивая слова, она серьёзно сказала:
— Гораздо большая, чем ты думаешь.
Её тон заставил Боба вздрогнуть.
— Я хочу эту машину, — продолжала она, стоя перед Бобом скрестив руки. — Я хочу её! И я её получу, слышишь?
— Таким способом?!.. — вскричал Боб.
— Каким «таким»? — Она расхохоталась. — Разве я собираюсь лечь в постель со стариком? Или выгодно выйти замуж?
Он схватил её за руку, но она грубо вырвалась.
— У меня нет выбора! Раз в жизни всё так гадко! — продолжала она, отвернув голову. — И мир рушится, как старые здания Парижа, которые разваливаются на глазах... И никто ни в чём не уверен... А любовь и труд — всё это чистейшая мистификация. И старухи покупают любовь молодых. И другие имеют возможность купить себе вот такую великолепную машину, а я не могу... И твоя мать имеет деньги, а моя нет... Моя мать! Вдова, безупречная женщина, героиня фронта столярного клея! Она не покупает себе молодых любовников и машины! Ты знаешь, как она живёт? Она снова прямо посмотрела в глаза Боба.
— Так вот, старина, мой вывод: твоя жалость, твоя деликатность для меня не подходят. Это слишком большая роскошь для нашего квартала!
Шум шагов снова прервал их спор. Это был Ясмед. Его доброе лицо с неизменной улыбкой выглядывало из капюшона куртки.
— Привет! — сказал молодой негр.
— Привет...
— Вы не идёте?
Ни Боб, ни Мик ему не ответили. Удивлённый, он посмотрел на них, пожал плечами. Потом, всмотревшись в их лица, подумал: «Ссора влюблённых». И незаметно отошёл.
Едва за ним закрылась дверь, как Мик повернулась к Бобу и совершенно спокойно спросила:
— Довольно болтовни! Где письма?
Одну секунду Боб был в нерешительности. Затем, засунув руки в карманы и расставив ноги, как борец в ожидании удара, твёрдо сказал:
— Нет, Мик!
— Что «нет»?
— Я не дам тебе сделать это.
Решительный тон юноши заставил раскрасневшуюся во время своей тирады Мик побледнеть.
— Что ты сказал?
Боб помолчал и повторил упрямо, не трогаясь с места:
— Нет!..
Снова наступило молчание. Мик вполголоса спросила:
— Ты серьёзно? Действительно отказываешься их отдать? — В холодной ярости она стала ходить взад и вперёд. — Уж эта мне богема из высшего общества! Слегка модернизированные папенькины сынки! Все на один лад! В последний момент у них пороху не хватает. Находят зацепочку... И приветик! — Она презрительным взглядом смерила Боба с ног до головы. — Жалкие, бессильные ублюдки!.. И на мужчин-то вы не похожи!
— Ты повторяешь слова Алэна! — закричал Боб.
Он дал себе слово молчать, но воспоминание о недавнем «испытании» в кафе «Бонапарт» всколыхнуло его ненависть.
— Потому что он прав, — отрезала Мик.
Подойдя к Бобу вплотную, она продолжала говорить, ударяя рукой в ритм своим словам по отворотам его пальто:
— Потому что мы с ним по крайней мере с одного берега и плавать нам с ним в одном море. Потому что Алэн и я...
Вне себя от ярости и ревности Боб резко освободился от неё и сделал несколько шагов в сторону зрительного зала.
— Тогда иди к нему и спи с ним! Доброго пути! Он только об этом и мечтает! Сам мне сегодня сказал!
У него было чувство, словно он скребёт ногтями по кровоточащей ране... Перехваченный им удивлённый взгляд Мик принёс ему боль и облегчение.
— Алэн? — пролепетала она.
— Да, Алэн, — продолжал Боб. — Если хочешь, иди к нему. Не вижу ничего предосудительного. Ведь я только жалкий ублюдок!
Сбитая с толку, Мик только и нашлась буркнуть:
— Спасибо за разрешение.
— Если это доставит тебе удовольствие, я только порадуюсь, — сказал в заключение Боб, сорвав корочку со своей раны.
Мик усмехнулась.
— Надеюсь!
Боб был уже на пороге зала. Она подбежала к нему и потянула его назад. Дверь захлопнулась. Он не успел войти в зал.
— Мы ещё не кончили, — сказала Мик глухо. — Ты увиливаешь. Где письма? Быстро!
И с неожиданной для неё силой она встряхнула его, как это делают полицейские.
— Ну!
Боб решился:
— Я их выбросил.
Мик переменилась в лице и отпустила его рукав.
— Ты лжёшь, да? — пролепетала она тоном обиженного ребёнка.
— Нет, правда!.. Выбросил!.. Уничтожил!.. Сжёг!.. Вот именно — сжёг! Они вылетели в трубу вместе с прекрасным «Ягуаром»!
На глазах у Мик появились слезы.
— Негодяй, — прорычала она.
Её ярость могла в любую минуту смениться истерикой. Голос звучал пронзительно:
— Негодяй! Подлый трус! Мразь! Ты поплатишься за это. Поверь мне! Негодяй!
Эта вспышка и поток слез удивили Боба. Он выбежал вслед за Мик на улицу.
— Послушай, Мик, — задыхался он.
Она вырвалась. Наносила ему удары в бок, била его по рукам.
— Пусти меня, пусти! Не хочу тебя больше видеть! Конец! Я отомщу, ты увидишь! Ненавижу тебя! Подлый трус! Ты мне омерзителен!.. Гнусный, грязный буржуа!..
И она пропала в ночи.
В первое мгновение Боб хотел бежать за ней, но потом передумал и медленно вошёл в зал...
...На экране мертвенно-бледный мужчина с профилем тореадора обнимал женщину с сильно начернёнными бровями. Из-за обильного грубого грима их лица казались безобразными гипсовыми масками.
— Как смешно! — пискнул чей-то голос.
Спустя некоторое время Боб взглянул на часы и подумал, что ещё есть время отправиться в «Пергола», если только сам он готов... Вышел на улицу. Дошёл до остановки такси. Было холодно и туманно.
Где сейчас могла быть Мик? «В «Бонапе», «Мабе» или «Сен-Клоде»? Вероятно, там, где вся остальная компания — парни и девушки в узких брючках, избравшие для себя любовь в самой примитивной форме.
Кто-то там плачет от ярости над стаканом вина, кто-то сыплет отборной руганью, кто-то говорит умные громкие слова, а в общем все ведут себя как последние дураки. При мысли, что он скоро увидит её, Бобу стало легче. Достаточно объехать несколько баров. Может быть, она в первом же из них. Наверное, сидит сейчас В «Бонапарте» и слушает Алэна... Алэна... Нет, об Алэне не нужно думать.
— Такси! В «Пергола»!
Выйдя из машины, Боб с минуту постоял в раздумье. А вдруг «известная вам личность» передумала? И мосье Феликса нет на месте?
В зале первого этажа девушка в узких брюках говорила волосатому парню:
— Я была завсегдатаем в «Селекте», но мне сказали, что его хозяева — расисты.
— Чепуха! — возразил ей тот. — Как могут быть расистами люди, зарабатывающие на цветной клиентуре? Мяснику же не противен вид крови! Боб медленно поднялся наверх и тотчас обнаружил за столиком в глубине зала усики, беспокойный взгляд и стакан «виши» мосье Феликса. Он направился к нему и почти робко поздоровался.
Феликс ответил кивком головы.
— Добрый вечер! Письма с вами?
Сняв с портфеля шляпу, он указал на него Бобу:
— Вот деньги.
Боб даже не сел. Он бросил письма на портфель. Тот их пересчитал и поднял голову.
— Счёт верный. Считайте в свою очередь.
Он протянул ему пачку, которую Боб молча, почти не глядя, запихнул в карман.
— Вы не проверяете?
— Нет! — холодно сказал Боб. — Я вам доверяю.
Феликс посмотрел на него с любопытством.
— Вы не похожи на человека, пригодного для таких поручений.
Он встал, боясь, что подойдёт официант и спросит, не желает ли мосье что-либо заказать. Заплатив за своё «виши», он взял портфель и шляпу. На прощанье позволил себе подпустить шпильку:
— Надо думать, что вы гордитесь собой?
— В некотором смысле — да, — ответил Боб, кивнув головой и слегка улыбнувшись. — Но... вы меня не поймёте...
— А я и не стану пытаться это делать, — сказал Феликс, проходя мимо него и слегка дотронувшись до его плеча своей шляпой.
Боб остался один. Засунув руку в карман, он потрогал пачку денег. Улыбка расплылась по его лицу, и он тихонько погладил пачку. Затем проверил, есть ли в бумажнике деньги на такси.
| Часть 12 | Содержание | Часть 14 |