СЦЕНАРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО
«Обманщики» (сценарий).
(Литературная обработка Франсуазы д'Обонн.)Часть 21.
Алэн слушал трубача Мезроу.
Казалось, вокруг всё погрузилось в какой-то транс. Одни, побледнев, закатили глаза, другие, как лунатики, отбивали пальцами такт. Какая-то рыжая девица стонала и извивалась. Этот уголок, где собирались стиляги, Алэн выбирал не столько для того, чтобы послушать джаз, сколько для того, чтобы понаблюдать за окружающими и завербовать из них последователей. Те, кто танцевали или разговаривали, делали это с тем же упоением, с каким остальные слушали трубача. На минуту музыка прекратилась. Кто-то хлопнул Алэна по плечу. Это был Пьер.
— Привет!
— Привет!
— Здесь всё, как всегда, в неизменном экстазе! Место есть? Подвинься-ка!
Алэн потеснился.
— Мне кажется, — продолжал Пьер, — что слишком часто меняют пластинки. Надо ставить одну и ту же раз двадцать, раз двадцать повторять один и тот же пассаж трубы или ударных. Тогда это даст эффект. Поэтому я лично люблю автоматический проигрыватель. Нет нужды даже трогаться с места. Гоп! И всё начинается сызнова.
— Как раз обратное тому, что ищешь с девушкой, — пробормотал Алэн.
— Вот именно, — поддержал его Пьер. — С девахой всегда хочется, чтобы всё кончилось ещё до начала.
— Это у нас, у развитых людей, — сказал Алэн с промелькнувшей по лицу странной, какой-то жестокой гримасой. — А есть и кретины...
— Только не среди нас, — запротестовал Пьер.
— Привет, ребятки, — сказал, проходя мимо со стаканом в руке Сэм. — Кло тут нет, Пьер?
— Нет. После похорон она отправилась домой. Я только что разговаривал с ней по телефону. Она совершенно вымотана. И пришла же ей в голову мысль идти на похороны!
— История с Франсуазой печальная. Но жалости она не вызывает, — хладнокровно заявил Алэн.
— Терпеть не могу побеждённых. И самая худшая порода среди них — мертвецы!
— И в кого влюбилась! В Жерара!
— Вот если бы этот тип покончил с собой, это бы меня не огорчило.
— Его мы больше не увидим. История с Франсуазой сильно навредила ему. Мне это безразлично. Но я его терпеть не могу за его глупость, его кошек, матушку и разглагольствования о разложении молодёжи нашего квартала.
— Совершенно согласен! А ты знаешь, что бывает хуже моралиста?
— Не знаю.
— Циник, которого гложет стыд!
Снова раздалась музыка. В голове Алэна кружились мысли. Они преследовали его неотступно, упорно, назойливые, как мухи. «Ты помнишь? Помнишь?» Да, он имел неосторожность ничего не забыть. Любовь? Женщина, которая убежала из дома от мужа и шестилетнего ребёнка. Семья? Торговец-отец, взбесившийся от злости, потому что сын отказывался быть, как и он, посредственностью. Верность? Он видел её в образе пятидесятилетней матроны, осчастливленной встречей с героем своих грёз — сутенёром и шантажистом. Нет достойного наказания для мистификаторов, которые выдумали все эти глупости, которые отравляют мир своими избитыми сентенциями и лозунгами. «Ты прав!» — гремели ударные. «Ты прав!» — провозглашали медные. «Ты абсолютно прав!» — подчёркивала труба.
Внезапно из сумрака воспоминаний выплыло лицо Мик. Он его видел в полутьме мастерской, на фоне абстрактной картины, написанной в ярких оранжевых и синих тонах. Он смотрел на это лицо с нежностью. Затем покачал головой не с яростью, а с удивлением и приказал этому воспоминанию исчезнуть.
Сколько он уже выпил? Пьер куда-то пропал. Когда музыка для танца кончилась, он стал, наступая на ноги, пробиваться к бару и, несмотря на крики протеста, взял там без очереди порцию виски. У стойки он задел плечом девушку, которая буркнула:
— Осторожнее!
Это была Николь.
— О Николь, — сказал он. — Ты упустила возможность покататься на новой машине Мик. Она возила всю банду, всех по очереди.
— Ты пьян? — спросила Николь, шокированная его видом.
— Почему пьян?
Получив свой стакан, он поднял его, защищая от окружающих.
— Ты отлично знаешь, что я была вместе с Кло на пох...
— Чёрт побери! Только об этом и говорят! Потанцуем?
— Только не с тобой. Ты едва стоишь на ногах!
— Я? Не стою на ногах? Я тебе это припомню!..
Она отошла, но он двинулся за ней. Не зная толком, сердиться ему или нет, он внезапно разразился смехом.
— Сохраним верность традициям! Почтим мертвецов! Тогда почему ты, детка, здесь?
— Где Мик? — спросила Николь.
— Только не здесь. Она дура. Все мне опротивели! Никто не может продержаться стойко до конца...
— Ты бы помолчал...
— Я говорю не о виски, балда! А уж если на то пошло — идём потанцуем, я докажу тебе...
Он схватил её. Она стала танцевать с презрительно-снисходительным видом.
Когда кончился танец, Николь взяла стакан Алэна и допила его. Он не протестовал, а удовольствовался ироническим замечанием:
— Похороны вызывают жажду?
Она улыбнулась. Потрогав рукой шею Николь, спросил:
— Ты сегодня вечером свободна?
— Смотрите! — сказала она с удивлением. — Что это с тобой? Приближение весны, как с Мик?
— Не говори мне о ней! — вспылил он.
Его удивила собственная горячность. Находившиеся поблизости от них парочки с удивлением повернулись к нему. Он взял себя в руки и слабо усмехнулся:
— Идём танцевать!
— Ого, — насмешливо сказала Николь. — Какой ты сегодня прыткий!
— Свободна или нет?
— На данный момент да, но...
— Значит, всё в порядке... и пошли танцевать.
— Может быть, и мне можно сказать слово, — запротестовала она.
Но это забавляло Николь. Такая прямолинейность и грубость Алэна льстили ей.
— А что, собственно, тебе мешает? — проворчал тот.
— Я только хотела сказать, что бывают смешные совпадения. Совсем недавно Кло спрашивала меня, было ли у меня что-нибудь с тобой, и я ей ответила — ничего.
— Ну вот видишь... А у меня как раз сейчас есть крыша... Так что нам даже не понадобится твоя мансарда... Когда это Кло тебя спрашивала?
— В тот самый день, когда ты привёл Боба в «Бонапарт». Теперь этот денёк мы запомним! До чего здорово он купил всех нас с «Ягуаром». А ты ещё говорил, что он недостаточно быстро разлагается!
— Заткнись, прошу тебя! — проворчал Алэн. — Не говори мне об этом типе!
— Почему? — удивилась Николь. — Вы поссорились?
— Ничуть!
— Я считаю, что он потрясающий парень!
— Согласен, — взорвался Алэн. — Да, потрясающий! И Мик потрясающая девушка! А ещё надо с достоинством держаться, чтя память бедной Франсуазы! Довольно! Давай танцевать!
Николь посмотрела на него, ничего не понимая, но промолчала и пошла танцевать.
— Алэн мне не нравится, — тихо сказал снова появившемуся Пьеру Сэм.
Тот кивнул в знак согласия.
— Он говорит кому-то очередную гадость, — добавил Даниель.
А Алэн в это время танцевал вовсю! Когда би-боп1 кончился, он захотел ещё пить.
1 Быстрый танец. (Прим. пер.)
— Ты уже достаточно выпил, — запротестовала Николь.
Он расхохотался.
— Надеюсь, ты не станешь вести себя, как Франсуаза с Жераром. Помнишь, чем всё это кончилось?
Он выпил остатки вина в стакане, и Николь жеманно сказала:
— Теперь ты знаешь все мои тайны.
Но он не слушал её, продолжая бороться против неумолчного внутреннего голоса, который отравлял ему существование... Если положить руку на бедро Николь и не смотреть на неё, можно заставить себя думать, что это Мик. Он вспомнил лицо Мик, её затылок, прижатый к стене, натянутую до подбородка простыню. Он опустил голову. Его охватило чувство невероятной подавленности, тоски, гнева и сожаления.
— А Интеллигент пьян в стельку, — произнёс голос Лу.
— Ты слишком много выпил, — заявила Николь. — Вставай, идём танцевать... Может быть, ты проветришься...
И они снова пошли танцевать.
— Мы уходим? — спросила она его, прижавшись к его уху.
— Что?
— Мы уходим? — прокричала она.
— Не кричи! У меня перепонки лопнут!
И он продолжал танцевать. Николь выждала две-три минуты и повторила свой вопрос. Алэн посмотрел на неё так, словно увидел впервые.
— Отлично, — сказал он, сам не сознавая, что говорит. Поняв, что она уходит, покорно пошёл следом за ней.
— Мне показалось, что ты оглох, — сказала она, смеясь через плечо. — Идёшь?
— Конечно. Только я выпью ещё стакан.
Внезапно он увидел перед собой стакан и тут же, не думая, чей он, схватил его. Это был стакан Ясмеда.
— Ну вот, теперь ты выпиваешь вино приятелей.
Его лицо пробудило у Алэна какие-то воспоминания. Он тщетно пытался вспомнить, что хотел спросить у Ясмеда. Николь ожидала, нетерпеливо постукивая ногой. Наконец Алэну показалось, что он вспомнил, и он спросил:
— Ты не знаешь... нашла Мик Боба в «Бонапарте»?
— Не знаю, — воскликнул тот, пожав плечами. — Они тебе об этом сами скажут завтга. Сейчас они как газ, навегное, мигятся.
— Отлично, — сказал Алэн с натянутой улыбкой. Затем выпил стакан.
— Негодяй, — завопил Ясмед.
Алэн почувствовал, как подгибаются у него ноги, и свалился как подкошенный.
Приятели отнесли его на тротуар. Его били по щекам, по рукам. Кто-то вылил ему на лицо графин воды. Николь была в ярости и поносила его на чём свет стоит. Обращаясь к окружающим, она кричала:
— Нет, посмотрите, на кого он похож, наш великий человек, наш главарь! Звал меня к себе! Хорошенькую ночь любви провела бы я там!
Эти слова сопровождались всеобщим смехом и предложениями утешить её. В конце концов она снова пошла танцевать, приговаривая:
— Так и скажу Кло. Против судьбы не пойдёшь. С Алэном у меня никогда ничего не выйдет!
Придя в себя, Алэн привстал. Ги дал ему платок вытереть лицо.
— Что с тобой, старина? Обычно ты лучше переносишь алкоголь. Поискать такси?
— Не стоит, — прохрипел Алэн. — Мне уже лучше. Дойду сам до метро.
— Тебе действительно ничего не нужно?
— Спасибо! Чао!
— Чао! Спокойной ночи!
Он двинулся вперёд, неуверенно шагая, сжав кулаки и стиснув зубы. Он замёрз, и ему казалось, что его сердце тоже стынет.
— Мерзавцы! — бормотал он.
Затем, остановившись на перекрёстке, где был свет, сказал:
— Нет, это ещё не всё! Нет! Если потребуется, я пойду к Бобу, в его дом, и достану его там! Он попытается теперь от нас удрать, это ясно! Ясмед считает, что они помирятся. Ни за что!
— Шофёр! — позвал он и приказал вести себя к Петеру.
Это было то самое такси, в которое часом раньше бородач усадил Боба.
— Почему эта молодёжь столько пьёт теперь? — проворчал шофёр. — Ну и поколение!
| Часть 20 | Содержание | Часть 22 |