СЦЕНАРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО
«Обманщики» (сценарий).
(Литературная обработка Франсуазы д'Обонн.)Часть 25.
Перед жандармерией маленького мирного провинциального городка остановилась роскошная машина. Было около десяти часов утра.
Возле груды железа и битого стекла группа людей обсуждала происшествие. Покачивая головами, каждый высказывал свои предположения. В разговоре принимали участие и два жандарма. Они повернули головы в сторону прибывших. Из машины вышла очень тоненькая девушка в перехваченном поясом свободном пальто от самого лучшего портного:
— Обождёшь меня тут, Ги?
— Мне бы не хотелось, — ответил тот, зевая. — Но я готов. Ты ведь знаешь, Кло, что у нас с полицией...
В машине, тесно прижавшись друг к другу, с припухшими глазами и отёкшими лицами сидели Николь, Алэн и Лу. Лу был небрит и по обыкновению спал как сурок. Николь боролась с зевотой.
— Приходи вечером в «Бонапарт» рассказать всё, — закричала она вслед Кло. Обернувшись затем к Алэну, спросила: — Её вызывают потому, что мы всё перебили?
— Об этом они ничего не знают, — ответил Ги вместо молчавшего Алэна. — Это из-за несчастного случая...
— Тогда о'кэй!
Машина отъехала. Проезжая мимо останков «Ягуара», все сидевшие в ней повернули головы. В голосе Николь прозвучало уважение:
— Посмотри! Ну и досталось же ей!
Ги почти всхлипнул.
— Такая потрясающая машина! И в таком состоянии! Какая досада!
В ту минуту, когда машина отъехала, жандарм, стоявший у обломков «Ягуара», сказал:
— Когда её извлекли оттуда, она была ещё жива. Да только вряд ли...
Алэн не слышал слов жандарма, но видел его жест и понял его. Он откинулся на подушки, попросил Николь:
— Дай мне сигарету!
Лицо его было непроницаемо.
Кло тоже увидела обломки «Ягуара». Она остановилась и, кусая губы, посмотрела на них. Затем с поднятой головой, постукивая каблуками, прошла дальше.
В канцелярии больницы растерзанный, взлохмаченный Боб отвечал на вопросы жандармского офицера, сидевшего за столом и записывавшего его ответы в блокнот. Второй жандарм стоял позади Боба.
— Шофёр грузовика, — говорил первый снисходительным и вместе с тем строгим тоном, — утверждает, что она сама бросилась ему под колеса. С вашей точки зрения, были у ней основания для... для того, чтобы... ну, поступить так?
— Покончить с собой? Нет! — Боб ответил сухо, как во время игры в правду. И решительно добавил: — Нет! Только не она!
Удивлённые такой реакцией, полицейские посмотрели на него внимательнее. Боб говорил, как человек, которого обвиняют.
— Она была против... — добавил он глухо.
Куривший у окна Роже обернулся. Тот прикрыл глаза и закончил.
— Да, против самоубийства. Она мне сама это говорила.
И он схватился руками за голову. Офицер вопросительно взглянул на Роже. Тот сделал неопределённый жест.
— Я ничего не знал о её жизни, — сказал он и стал разглядывать пустынную улицу, словно увидел там что-то чрезвычайно интересное.
Офицер пожал плечами и спрятал блокнот и карандаш. Дело для него было ясно. Здесь было не преступление. Нужды в дальнейшем расследовании не было.
Он направился к выходу в сопровождении своего помощника, который уже у двери сказал застенчиво, но тоном компетентного в таких вещах человека:
— Вероятнее всего, случилось что-нибудь с мотором...
В коридоре они встретили врача. Боб и Роже видели через приоткрытую дверь, как старик врач вручил им своё заключение. Прошла санитарка, неся аппарат для переливания крови.
— Ваша мать рядом с ней, — сказал врач, обращаясь к Роже.
Тот поблагодарил кивком головы и аккуратно положил окурок в пепельницу. Они с Бобом услышали, как, уходя, врач сказал:
— В крови обнаружена сильная доза алкоголя.
Боб вышел и зашагал по коридору. Роже остался один, рассматривая развешанные по стенам плакаты о предупреждении раковых заболеваний, отполированную множеством посетителей скамью. Вернулся врач. Это был худощавый человек с бородкой, с орденской ленточкой.
— Мой бедный друг, — сказал он Роже своим глубоким голосом, — я искренне надеюсь, что...
— Да, доктор. Спасибо, доктор.
Наступило короткое молчание. Потом врач взорвался, как человек, долгое время сдерживавший свои чувства.
— Что это с ними творится? — воскликнул он, воздев руки к небу. — Чёрт побери, что это с нашими детьми?
Роже поднял тяжёлые от бессонницы веки и с любопытством посмотрел на него. Он разглядывал его так же внимательно, как только что смотрел на улицу, на стены комнаты и на плакаты.
— Что с ними? — повторил он вполголоса. — Бог мой, я думаю... это результат пятидесяти лет неразберихи вокруг, из-за войн... Ничего в прошлом, и, вероятно, ничего в будущем... Молодым это нелегко...
Доктор пожал плечами и протянул Роже пачку с сигаретами. Тот взял одну так же осторожно, как только что загасил предыдущую. Вообще все его жесты сейчас были такими обдуманными и размеренными, будто от этого зависела жизнь Мик.
— Это всё литература, — сказал старик, явно любивший поговорить. — Послушайте, у меня есть сын. Он учится на медицинском факультете, и всё идёт хорошо.
— Он сильный, а другие слабы, - возразил Роже. — Скажите, вас никогда не интересовало, отчего болеют ваши пациенты?
Довольный возможностью поспорить, старичок оживился:
— Вы их оправдываете?
— Не в этом дело! Вы посмотрите, везде происходит одно и то же! Во всех странах неладно с молодёжью. Значит, есть какая-то причина?
— Я считаю, — сказал доктор, довольно потирая руки, — что причины ясны: отказ подчиняться законам общества. Отказ следовать за старшими!
Роже слегка приподнял брови и пожал плечами.
— Ради чего? Что дало им общество?
Он сделал несколько шагов и посмотрел через стекло в двери на Боба, который сидел в вестибюле между колоннами, сжав голову руками.
— Не будем говорить о примере старших!
— Вы, я вижу, — сказал доктор, дружески погрозив ему пальцем, — крайне левый!
— Я?
Роже был поражён.
— Я никогда не занимался политикой!
— А мне показалось...
— Впрочем, — заключил Роже, — временами мне кажется, что я, быть может, судил кое о чём слишком поспешно.
Он направился к двери в сопровождении врача.
— Вы импульсивны? Судите слишком быстро... Я тоже. Во всяком случае, сын меня в этом обвиняет...
Он гордо улыбнулся, довольный тем, что имел возможность поговорить о том, что его волновало.
— Мой мальчик кончил учиться... Будет врачом, как его отец... Сейчас он в Алжире... Много раз награждён... О, я вижу, вы тоже... Его лицо прояснилось, и он указал на ленточку в петлице кожанки Роже.
— У вас тоже...
— Да, — ответил тот, поспешно закрывая ленточку с таким видом, как будто он закрывал безобразную болячку на лице. — Это за Индокитай. Чтобы проявить смелость, всегда найдётся место!
Ирония, прозвучавшая в его словах, ускользнула от врача. Тот радостно воскликнул:
— Вот видите! Поэтому этих детей и не стоит слишком оправдывать!
На пороге Роже обернулся и улыбнулся ему:
— Вы так полагаете? — тихо спросил он.
Затем направился к Бобу. Увидев его, тот поднял голову. В глазах Боба, как у загнанного зверя, застыло враждебное выражение:
«Не подходите ко мне... Не трогайте меня... Не спрашивайте у меня... Я могу только выть и стонать...»
— Скажи, она выпила? — спросил Роже ласково.
Боб резко встал. Он не хотел говорить. Губы его дрожали, и он едва сумел произнести:
— Я уже сказал всё... в вашем же присутствии. Я не...
Роже с силой схватил его за руку.
— Слушай, старина, со мной так ни к чему! Хватит глупить!
Он слегка встряхнул Боба и внимательно посмотрел на него. И со скорбным, суровым лицом повторил свой вопрос:
— Она выпила?
Боб отвернулся. Признался:
— Мы все пили...
Наступило молчание. Слабое зимнее солнце освещало убогий больничный сад. Его робкие лучи упали на небритые щеки Боба. Маска гуляки удивительно не вязалась с трагически растерянным видом юноши.
— Мне нужно знать, — тихо сказал Роже и отпустил его руку.
Боб переминался с ноги на ногу. Внезапно его сотрясло глухое рыдание. Он схватил руку Роже. Тот не отнял её.
— Это было ужасно, — сказал он.
— Что именно?.. Что было ужасно, малыш?
— Всё... Всё, что случилось... что было сказано... во время этой проклятой вечеринки. Вы себе не представляете! Если бы вы только знали, что она мне сказала. Этого нельзя ни повторить, ни забыть!
Он повернулся к Роже с искажённым страданием и отчаянием лицом.
— Тогда я ответил... чтобы её задеть тоже, чтобы отомстить... Наговорил вещи, в которые ни секунду не верил сам... Я даже объявил...
При воспоминании о том, что он сказал, его охватил ужас.
— Нет! Это было бы слишком! Не из-за этого же она... Скажите?
Он тряс Роже за плечи, охваченный этой вдруг появившейся мыслью, словно надеясь получить от него успокоительный ответ.
— Но раз она меня не любила! — кричал он. — Раз такие, как я, были ей противны!
— Что ты несёшь, болван ты эдакий! Тогда почему у неё нашли твою фотографию? — Теперь уже кричал Роже.
— Что?
Не веря, Боб отступил на шаг и с горечью сказал:
— На сей раз вы ошибаетесь. Никогда Мик... Нет, этого не может быть. Самая мысль хранить мою фотографию показалась бы ей смешной!
— Так это не ты? — тихо спросил Роже.
И он вытащил из кармана тужурки карточку и сунул её под нос Бобу.
На этой в каких-то коричневых пятнах карточке отлично причёсанный Боб шествовал под руку с Мик по Елисейским полям. Она радостно и весело смеялась в объектив аппарата. Боб вздрогнул.
— Значит, она... сходила за ней, — сказал он очень тихо.
Он снова увидел, как она смяла квитанцию в кармане, сказав:
— Я не люблю никаких обязательств.
Это случилось в первый день их близости.
— Почему она мне этого не сказала? — простонал он, опустившись на каменную скамью и прислонившись к колонне. — Почему? Почему?
— Ты сам знаешь, — ответил Роже. — Потому, что ты не сделал этого тоже. Как вы похожи друг на друга! Чем бравировали! Больше всего на свете боялись показать свою любовь! — Он покачал головой. — Я знаю, любовь не всегда приносит радость. Подчас от неё бывает и горько. Но разве лучше так? — и он подбородком указал на стены больницы.
Но Боб не слушал. Слезы текли по его небритым щекам.
— Значит, это моя вина. Во всём виноват я. Во всём!
— Ты ничего не знаешь, — резко возразил Роже. — Ничего! Она одна скажет, что случилось! Идём, будем ждать вместе. — Он обнял его за плечи. — Но после всего случившегося ты всё равно вошёл в нашу семью.
И он увлёк за собой Боба.
Вытерев глаза, Боб послушно пошёл за ним. В его взгляде была благодарность и любовь к человеку, сказавшему эти слова, но было ещё и другое — своего рода восхищение, которое тайно испытывают к людям из народа дети буржуазии, обычно сгибающиеся под ударами судьбы.
В коридоре сестра их предупредила:
— Ещё ничего не известно. Эта операция всегда долго длится. Не надо так волноваться...
И добавила магические слова, которым все так охотно верят:
— Профессор уже совершил немало чудес!
Обнявшись за плечи, Боб и Роже вернулись в канцелярию, где их допрашивали жандармы.
Роже сел. Он курил одну сигарету за другой. Боб вышагивал по комнате. Если число шагов до стены будет чётным, значит, Мик будет спасена. За этими занятиями их и застала Кло.
— Я не мог ответить по телефону, — говорил Боб Роже. — Нет, не мог, — голос у него дрогнул. — После того как я видел её в постели Алэна...
— Хорошо, оставим это, — возражал ему Роже. — Не будем ворошить прошлое. Перед вами целая жизнь.
— Целая жизнь? — повторил Боб.
От этого вопроса Роже стало не по себе, и, тронув Боба за рукав, он сказал:
— Скажи, ты не думаешь, что... Нет? Это было бы слишком несправедливо... Слишком... Она выскочит. Так надо!
— Вы думаете? — воскликнул Боб, жадно ловя его слова.
— Я не думаю, я хочу этого!.. Слышишь?.. Я так хочу.
И он слегка потряс Боба за плечо.
— Перестань мотаться по комнате. У меня рябит в глазах. Иди пройдись!.. Выпей стаканчик. Или помолись!
— Кабы знать только где?
— В Сен-Жермен де-Пре! — пошутил Роже, раскуривая новую сигарету. — Убирайся! Ты сведёшь меня с ума!
В эту минуту и вошла Кло. Она скромно поклонилась. Боб пожал ей руку.
— Молодец, Кло, что пришла...
На стенных часах было ровно одиннадцать утра...
Когда стрелки подошли к четырём пополудни, Кло по-прежнему курила, сидя на скамье, будто в зале ожидания вокзала. Боб то входил, то выходил из комнаты. Роже был у матери.
— Слишком долго, — повторял Боб, потирая руки. — Слишком долго! Это ненормально.
— Она выскочит, — сказала Кло.
Она глазами следила за врачом, появившимся в коридоре. Тот почти бежал, сопровождаемый сестрой.
— В подобных случаях, — продолжала Кло, — люди умирают сразу...
— Кто это прошёл? — нервно спросил Боб, быстро обернувшись.
Коридор был пуст.
— Не нервничай так. Прошёл какой-то тип, вероятно посетитель.
Кло заставила себя посмотреть ему в лицо.
— Что ты говоришь?
— Я... Послушай, дай мне сигарету.
Вынув свою изо рта, Кло сказала:
— У меня нет другой.
Что-то знакомое показалось Бобу во вкусе её помады. Он смутно напомнил ему давно прошедшие времена.
— Когда ей будет лучше...
Он вслух мечтал, не отрывая глаз от застеклённой двери в коридор, который был виден:
— ...мы поедем к морю, ей этого так хотелось. Представляешь, какая будет романтика! Мы будем не переставая говорить друг другу о своей любви. Всё время! Непрерывно!
Увидев судорожную улыбку на лице Кло, он словно пробудился.
— А ты, Кло? Что будет с тобой?
— Со мной? — спросила она, пожав плечами. — Ничего не меняется. Буду вязать жёлтые ползунки.
Где-то открылась дверь, и Боб вскочил, резко оттолкнув стул. Голоса и быстрые шаги были тревожны. Кло встала тоже.
— Нет! Нет! — шептали её губы.
Небольшая палата Мик была в двух шагах. Оттуда поспешно вышла сестра. Другая преградила дорогу Бобу. Он оттолкнул её так же, как только что оттолкнул стул.
Мать Мик стояла на коленях у кровати, положив голову на тело, прикрытое простыней.
В раскрывшейся чёрной сумке, лежавшей на полу, были видны билеты от метро, ключи, перчатки.
Мать рыдала очень тихо. Бобу показалось, что эти рыдания несутся откуда-то издалека.
Бородатый врач поспешно закрыл дверь и положил руку на плечо Боба, как бы для того, чтобы остановить его и одновременно утешить.
— Я в отчаянии, — тихо сказал он. — Внутреннее кровоизлияние. Ничего нельзя было сделать.
Дверь открылась снова. Вошёл Роже. Доктор, опустив голову, ушёл.
Молча Роже остановился против Боба. Они не смотрели друг на друга, стояли, как будто превратились в каменные изваяния. Наконец Боб поднял голову. Спросил деревянным, ничего не выражающим голосом:
— Могу я её видеть?
Роже отошёл, ничего не сказав, и Боб тихо открыл дверь.
Он не вошёл в палату, а смотрел издалека, слушая слабые рыдания склонённой фигуры в чёрном. Потом закрыл дверь и ушёл.
Роже ждал его в коридоре. Он тихо позвал:
— Боб!
Когда тот подошёл, Роже взял его за плечи:
— Послушай...
У него прервалось дыхание, словно у поднимающего тяжёлую ношу.
— Никогда не думай, что ты один в ответе за всё, Боб. Мы все виноваты одинаково... И она тоже! Все понемногу. Потому что мы живём в мире, который разваливается...
Больше он не мог говорить и пошёл прочь.
За ним вся в слезах последовала Кло.
| Часть 24 | Содержание | Часть 26 |