«Жерар Депардьё. Такие дела...» (2015)
(Автобиография)Глава 7. Катрин, Эрик, Франк.
(Перевод Нины Хотинской, 2014)Я должен всё-таки сказать, что для меня она не всегда была только коровой, моя Лилетта. У нас было несколько месяцев безоблачного счастья, которые дальнейшее не стёрло из моей памяти. Мне лет пять или шесть, она сажает меня на багажник своего велосипеда, корзина спереди, и мы вдвоём отправляемся за покупками. День ясный, ветер тёплый, она крутит педали под ярким весенним солнцем, в лёгком платье, и я слышу, как она напевает. Я сознаю, как ей вдруг стало радостно жить, и я — часть этой радости, я в этом уверен, потому что она взяла меня с собой, потому что оглядывается, удостоверяясь, что я крепко сижу там, сзади, держась руками за седло, то с наслаждением глядя, как покачиваются её бедра, то высовывая голову, чтобы почувствовать, как ветер взметнёт мои волосы.
Ей чуть больше тридцати лет, после трёх беременностей у неё снова прежняя девичья талия, тело маленькое и налитое, округлые плечи, красивая посадка головы и этот упрямый взгляд тёмных глаз, которые как будто всегда видят поверх наших детских головок какую-то тайну, не дающую ей покоя. Она одновременно радуется и страдает, она здесь и не здесь, и хотелось бы мне знать где, потому что я, тогдашний, ещё не ведаю, что её мучит.
Потом — готово дело — она снова беременна. Мне было семь лет, когда Катрин высунула носик в 1955-м, и помог ей родиться я. Деде где-то пьянствовал, и повитуха была очень рада, застав дома меня. Я грел воду в тазах, приносил полотенца, а когда повитуха кричала, чтобы Лилетта тужилась посильнее, присоединял и свой голос: «Давай, мама, тужься! Тужься!» Когда показалась головка, я сделал всё, как велела женщина, потащил вместе с ней, потащил — «Сильнее, это как резина, не бойся: тащи! Тащи! Ну вот, вышла, смотри-ка, ну разве не красавица твоя сестрёнка!» Я же перерезал пуповину, а потом она сунула младенца мне в руки. «Покачай-ка её, чтоб дышала... Да нет, не так... Смотри на меня хорошенько, будешь знать в следующий раз».
А потом всё вытекало, кровь, много крови, и ещё что-то желтоватое, вроде кожицы: «Это всё ненужное, собери-ка в тазик и ступай выбрось в туалет. Видишь, это совсем не трудно, как со скотиной, пара пустяков...» А когда я вернулся из туалета с пустым тазиком, она опять повторила: «Вот так, будешь знать в следующий раз».
В 1956-м снова я извлёк из живота Лилетты Эрика. И я же помог ей разрешиться Франком ещё через год. Но на этот раз у Лилетты случилось выпадение органов. Нет, теперь не тащи, позабавился и будет, ну-ка засунь все внутрь, как можешь, да пелёнку подвяжи хорошенько, мало-помалу всё встанет на место. Там всё хорошо устроено, само на место встаёт.
Люди бывают шокированы, ну прямо цирк мне устраивают: как может ребёнок семи-восьми лет принимать роды у своей матери? Это чистоплюйство. На самом деле ты ни о чём не задумываешься — не больше, чем когда режешь барашка. Просто делаешь это. Резать барашка и то труднее, потому что он на тебя смотрит. Ты берёшь его за ноги, а он всё смотрит. И с поросёнком то же самое, ему страшно, он визжит, надо с ним поговорить, успокоить. И в последний момент — нож. Я это делаю, и мне хоть бы хны. Но это не значит, что я бесчувственный.
| Я связал ноги матери | Содержание | Улыбка |