«Жерар Депардьё. Такие дела...» (2015)
(Автобиография)Глава 31. Горести любви.
(Перевод Нины Хотинской, 2014)Все эти женщины, которых я любил, Элизабет, Карин, Кароль... Женщинам никогда не удавалось поймать меня в сети, я попадался в свои собственные силки, как это всегда со мной бывает. Если я, может быть, на кого и в обиде, так это на себя, никогда не верившего, что женщина может полюбить меня просто ради меня самого. Я так мало себя уважаю, собственный образ в моём сознании так плох, что мне никогда и в голову не приходило, что женщина может удовлетвориться мной, таким, какой я есть. Сегодня — да, сегодня, я думаю, меня принимают таким, как есть, а мне плевать. Но все эти годы я думал, что мне надо побегать, чтобы понравиться, побегать, чтобы заслужить чьё-то уважение, побегать, побегать и ещё раз побегать, эта гонка меня измотала, а я попутно измотал женщин, любивших меня.
Мы всегда глупеем поначалу, когда влюбляемся, возьмите Сирано, графа де Гиша, Кристиана де Невильета... Мюссе очень хорошо описывает это в «Прихотях Марианны»: его Селио — законченный болван. Болван для нас, потому что никто не может влезть в шкуру влюблённого, это неописуемо, невыразимо, это чудовищно больно и в то же время упоительно, ты не принадлежишь себе, взгляните, как невыносимо глуп в «Сирано» Кристиан, попавшийся в сети Роксаны...
Состояние влюблённости — это род безумия, это непрестанное внимание к человеку. Я прошёл через это с Элизабет, а потом с каждой из женщин, которых любил. Ты можешь сам этого не сознавать, но постоянно думаешь о ком-то. И отдаёшь, отдаёшь. Это утомительно и не может длиться вечно. Малейший изъян — и ты испытываешь разочарование. Со временем ты понимаешь, что эти разочарования тоже неотъемлемая часть влюблённости, что ты не можешь день и ночь держаться на такой высокой ноте. Неизбежны моменты, когда ты больше не слышишь, больше не видишь, когда ты возвращаешься к себе. Ты прекрасно понимаешь, в чём тебя упрекают, но что поделать, ты устал. Ты, однако, продолжаешь отдавать, но замечаешь, что иной раз брать уже некому. Как будто человек пошёл быстрее, слишком быстро для тебя, и ты пытаешься его нагнать, окликаешь, тебе хочется крикнуть: «Подожди меня, чёрт побери, я устал, я не могу идти в таком темпе!» Но он не слышит тебя и удаляется уже всерьёз. Незаметно, потихоньку отношения смещаются на детей, дети отвлекают нас от навалившейся усталости, мы их любим, вспоминаем, как их хотели, заново пересказываем друг другу всю нашу историю, счастливые моменты... а потом ты замечаешь, что и дети тебя покидают. Что-то сломалось, а ты и не заметил, как это произошло, или, может быть, ты ошибался с самого начала, в человеке, в том, чего ты хотел... Вот тогда-то ты начинаешь задаваться вопросами: «Да где же моё место в этой истории? Что я сделал? Почему я постоянно набиваю шишки? Почему всё, что я так любил, причиняет мне боль? Почему мне лучше вне этих стен, чем в них?» И в конце концов, глядя на неё, ты ловишь себя на мысли: «Её черты теперь совсем другие, в какой же момент она изменилась? Это не тот человек, которого я любил. Почему она вдруг подурнела?» Она не подурнела, нет, просто ты её больше не любишь, ты исчерпался. И она, скорее всего, в ту же минуту задаётся тем же вопросом: «Почему он вдруг стал таким неуклюжим? Как могла я его выбрать? Я его не узнаю».
Конечно, я страдал от каждого из моих разрывов. Это тянется долго, два года, три, и это очень тяжко. Но в то же время мне жаль тех, кто не знал этих мук... Зачастую ты проваливаешься в депрессию, а потом однажды, лёжа на диване, слышишь свой голос, как это иной раз бывает с нами на улице: «Как же я мог этого не видеть, ведь я прохожу здесь каждый день?»
Что ещё может меня печалить — что я не оправдал надежд тех, кто меня любил, моих детей, женщин, с которыми я делил жизнь. Ну да ладно, взгрустнётся иногда, а потом проходит.
Я не страдал от развода с Элизабет, она получила, что хотела, дома, квартиры. И дети свои квартиры тоже получили. Буржуазный закон, что ты хочешь, было что-то от Бальзака в этом разводе — что я тебе дала и что ты дашь мне взамен? Всё хорошо, я не жалею о том, что сделал, теперь с этим покончено.
Но я мучился оттого, что не мог растить Роксану. Да, вот это было тяжко, и тяжко до сих пор, тем более что для Роксаны я стал отцом, я наконец-то этому научился. В то же время я думаю, что не сумел бы сделать её мать счастливой. Мы расстались, но Карин позволила мне видеться с Роксаной, любить её, и Роксана всегда со мной, она звонит, заходит, и с ней мне легко и светло.
Сегодня Карин замужем за Венсаном Пересом, и всё у неё сложилось очень хорошо. Тем лучше.
Я едва не завёл ребёнка с Кароль Буке, но оказалось, не судьба. И так же, как у меня родилась Роксана, когда подходила к концу наша история с Элизабет, Элен Бизо родила мне Жана, когда я расставался с Кароль. Оба раза ребёнок появился, словно обозначив возвращение к жизни.
С Жаном я отец, как и с Роксаной. Жан — необыкновенный ребёнок, очень восприимчивый, очень умный, словарный запас у него необычайный. Он очень напоминает мне меня в детстве, за вычетом словарного запаса, он видит то, чего не видят другие, слышит, улавливает, чувствительная струна, а не ребёнок. Мы с ним отлично ладим, и это колоссальное удовольствие — слушать его, иметь возможность отвечать на его любопытные вопросы. Он живёт со своей матерью недалеко от меня, и мы часто видимся.
Как-то я проснулся в шесть часов утра и начал подниматься, тихонько, чтобы не разбудить его. Но вдруг увидел, что он не спит и смотрит на меня из своей кроватки.
— Что ты делаешь, милый? Ты проснулся, хочешь встать?
— Нет, нет, я отдыхаю, мне хорошо.
— Ты отдыхаешь!
Жан — это феномен. Он отдыхал? Я думаю, он оберегал мой сон, не шумел, чтобы дать мне поспать. Ему восемь лет, и он бережёт меня.
| Воскресший из мёртвых | Содержание | Упиваться тем, чего не знаю |