«ПРОВИНЦИАЛ В ПАРИЖЕ» (1987)
(Жан-Луи Трентиньян. Глава 1.)Виктор Ильич Божович.
Союз кинематографистов СССР. Всесоюзное бюро пропаганды киноискусства. Москва, 1987 год.
Юноша был робок и застенчив. После тихой провинции шум и ритм столичной жизни ошеломили его. Небольшого роста, с тонкими чертами лица, он стеснялся своих веснушек, своего южного, провансальского произношения. В компании парижских знакомых предпочитал помалкивать. Нижние резцы у него были неровные, и потому он приобрёл привычку улыбаться, показывая только верхние зубы. Он знал, что умён, умнее многих окружающих, но на людях чувствовал непреодолимую скованность. Как было бы хорошо научиться вести себя свободно всегда, при любых обстоятельствах! Но для этого ему необходимо было почувствовать себя кем-то другим, выскочить из собственной шкуры. Вот если бы убедить себя, что ты не живёшь, а только играешь роль, и всё происходящее вокруг, в сущности, тебя не касается... Так, чтобы победить проклятую застенчивость, он и задумал стать актёром. Звали юношу Жан-Луи Трентиньян.
Жан-Луи или Жанно, как называли его в детстве, был младшим сыном Рауля Трентиньяна из маленького городка Пон-Сент-Эспри, что у подножья Севеннских гор. В Провансе обитает целый клан Трентиньянов — для местных жителей эта фамилия звучит так же привычно, как и фамилия их знаменитого соотечественника д'Артаньяна. Но далеко не все уроженцы южной Франции обладают пылким характером героя Александра Дюма или неуёмным воображением Тартарена из Тараскона. Рауль Трентиньян был человеком спокойным и положительным. В родном городке, где ему принадлежала небольшая кондитерская фабрика, он пользовался большим уважением, много лет подряд его избирали мэром по спискам партии радикал-социалистов. В годы немецкой оккупации он был связан с Сопротивлением, его разыскивали, Рауль вынужден был скрываться, но в конце концов его схватили, и он оказался в тюрьме вместе со своей женой, которую арестовали несколько раньше в качестве заложницы. К счастью, война уже шла к концу, и супруги Трентиньян вскоре вышли на свободу целыми и невредимыми.
Детство Жанно протекало в большом родительском доме и в саду, отделявшем этот дом от фабрики отца,
(Жан-Луи в детстве со старшим братом. Жан-Луи, переодетый девочкой во время праздника цветов.)
Хрупкого сложения, с золотистыми кудрями, он походил на девочку. Во время традиционных карнавалов (в их организации обязательное участие принимала жена мэра) Жанно неизменно наряжали «пастушкой»: в таком виде он и ехал на одной из карнавальных повозок, разбрасывая букетики цветов. Впоследствии Жан-Луи вспоминал: «Я был одиноким ребёнком, несмотря на присутствие брата. Сам придумывал для себя игры. Наверное, уже с этого времени я начал развивать своё воображение, обострять восприятие окружающего. Я сам себе рассказывал истории. Всё это, конечно, имело прямое влияние на выбор жизненного пути, который мне предстояло сделать» *. (* Trintignant Jean-Louis. Un homme à sa fenêtre. Propos recueillis, commentés et ordonnés par Michel Boujut. Paris, 1977, p. 20. — В дальнейшем, при цитировании этой книги, номер страницы указывается в скобках после цитаты.)
Ему было девять лет, когда началась война, его старшему брату Фернану — одиннадцать. В 1943 году, когда отец сражался в маки, а мать была арестована, братья, боясь, чтобы и их тоже не взяли заложниками, в течение нескольких недель скрывались в горах, в пещере. Питались они рыбой, выловленной в соседней речке, и хлебом, который получали в обмен на рыбу в ближайшей деревне. Это было приключение, о котором мечтают все мальчишки, и в то же время оно было продиктовано суровой жизненной необходимостью. Когда начались холода, друзья отца по Сопротивлению переправили ребят в безопасное место.
(Жан-Луи в детстве.)
Школьные годы Жана-Луи прошли в Авиньоне и в Эксе (куда семья переехала вскоре после войны) : старинные города на юге, средневековая архитектура, знаменитый Авиньонский мост (тот самый, на котором, как поётся в песне, «все танцуют, все танцуют»), не менее знаменитый папский дворец, где Жан Вилар, тоже уроженец Прованса, будет проводить свои театральные фестивали... Юный Трентиньян учился не очень прилежно; гораздо больше привлекала его поэзия, на какое-то время Жак Превер стал его кумиром... «Позже, — рассказывает Жан-Луи, — я понял, что Превер, возможно, не такой уж великий поэт, но через него вся поэзия вошла в мой мир, и это главное. Я заглатывал произведения Рембо, Верлена, Шарля Кро, Тристана Корбьера, Лотреамона, Бодлера, Аполлинера, Сандрара... Это отвлекало меня от занятий, и я с трудом сдал выпускные экзамены» (28).
Исподволь начала проявляться и тяга к театру: участие в любительских спектаклях, «кошмарная бульварная пьеса», которую, по собственному выражению Жана-Луи, он «намарал» в восемнадцать лет. Огромное впечатление на юношу произвёл Шарль Дюллен в мольеровском «Скупом» во время гастролей в Эксе в 1949 году. Когда, год спустя, приехав великий в Париж, Трентиньян примет решение учиться на актёра, он отправится именно к Дюллену, в его актёрскую школу.
Итак, Париж, конец 1950 года. 11 декабря Жану-Луи исполняется 19 лет. Он студент на актёрских курсах Шарля Дюллена. И очень скоро ему приходится убедиться, что путь на сцену не усыпан розами. Застенчивый юноша со смешным провансальским акцентом безнадёжно скован, путается в тексте, не может поднять глаз от смущения. Большинство преподавателей считают его совершенно бесперспективным учеником и удивляются тому упорству, с которым он вновь и вновь является на занятия.
(Жан-Луи в детстве.)
Самого Дюллена уже не было в живых: он умер незадолго до того, в декабре 1949 года. Трентиньян попал на курс, руководимый Таней Балашовой. Не только актриса, но и педагог по призванию, она угадала артистические возможности Трентиньяна и ободрила его в трудный для него момент. Молодой актёр прекрасно понимал, что единственный путь к успеху — это упорная работа. Сколько усилий потребовалось только на то, чтобы избавиться от акцента, выработать правильную дикцию. Но это было необходимо: ведь Жан-Луи мечтал играть трагические роли в пьесах классического репертуара. Постепенно чувство скованности проходило. К счастью, первое, чему учили в школе Дюллена, было ощущение внутренней свободы и готовность к импровизации.
К этому времени родителям Жана-Луи пришлось расстаться с кондитерской фабрикой, не выдержавшей конкуренции более крупных и современных предприятий. Переселившись в Ним, Трентиньяны теперь содержали кафе. Суммы, которые они регулярно посылали сыну, были довольно скромными. Жан-Луи должен был подрабатывать — то продавцом, то грузчиком, то мойщиком посуды. Ему это не было в тягость, даже доставляло удовлетворение: он встречался с новыми людьми, расширял свой жизненный опыт. Уже тогда он был убеждён (и с годами убеждался всё более), что умение наблюдать — обязательное качество актёра.
На курсах Жан-Луи заметил девушку, очень серьёзную, внимательную. Это была Стефан Одран, в будущем — известная киноактриса. Между ними начался роман. Они поженились, однако их брак продлился недолго: они были ещё слишком молоды и не готовы к семейной жизни. (Дружеские отношения сохранились между ними и в последующие годы. Вместе им довелось сниматься в фильмах Клода Шаброля, режиссёра, ставшего мужем Стефан Одран.)
После окончания курсов для Трентиньяна началась обычная жизнь маленького актёра: кратковременные контракты, незначительные роли, утомительные гастрольные поездки по провинции. Постепенно приходил профессиональный опыт. На сцене он чувствовал себя всё более свободно. Однажды, участвуя в массовке на сцене T.N.P. (Национального Народного театра), Жан-Луи «играл» рядом с самим Жераром Филипом, перед которым преклонялся. Жерару тогда едва исполнилось тридцать лет, он был полон юношеского задора, и французская молодёжь видела в нём своё идеальное воплощение.
Шло время, и роли Трентиньяна становились более значительными. Он приобщился к Шекспиру, сыграв в «Макбете» и в «Ночи королей» (драматической композиции по историческим хроникам), и к Шиллеру («Мария Стюарт»). Наконец поднялся и до главных ролей (Британник в одноимённой трагедии Жана Расина). Во время гастролей по южным городам Франции местная пресса удостоила земляка весьма лестными отзывами. О нём писали, что в роли Британника «он жил жизнью своего героя со всем пылом, всем увлечением молодости». В другой рецензии на тот же спектакль было сказано: «Чрезвычайно романтичный Трентиньян превратил своего римского героя в поэта, наподобие Ламартина, задрапированного в белую тогу». Далее рецензент отмечал «один недостаток, который, если он усилится, может оказать актёру дурную услугу: речь идёт о его манере покачиваться, стоя на месте, что создаёт мучительное впечатление неустойчивости» (36).
Подчёркнутые мной слова могут показаться мелочью, придиркой критика. Однако нам предстоит убедиться, что за этим внешним и вполне устранимым дефектом актёрской техники скрывались некоторые внутренние качества артиста, характерные для его творческой индивидуальности. Придёт время, и талант Трентиньяна с особой силой проявится в создании образов, отмеченных чертами психологической раздвоенности, неустойчивости, мучительными колебаниями между добром и злом.
Стремясь расширить свой диапазон, молодой актёр не отказывался от участия в радиопостановках по классическим и современным пьесам. Но к работе в кино он поначалу относился с предубеждением. Со временем его позиция станет иной — не то чтобы безоговорочно положительной, но более сложной. «Играть в кино «правильно», — говорит Трентиньян, — может кто угодно. Но чтобы сыграть хорошо, надо знать и уметь гораздо больше того, что необходимо в театре. Надо владеть техникой настолько, чтобы не думать о ней» (38). В 1953 году Трентиньян проводил свой летний отпуск у родителей в Ниме, но посвятил его не только отдыху; с местной театральной группой он поставил мольеровского «Дон-Жуана», сам выступив в роли Сганареля. По словам рецензента, он сыграл эту роль «с ослепительным блеском» и был похож «на блуждающий огонёк, лёгкий и говорливый» (37).
В театральный сезон 1953—1954 годов Трентиньян привлёк к себе внимание парижской критики исполнением главной роли в пьесе Робера Оссейна, «Ограниченная ответственность»; он играл затравленного преступника, вокруг которого неумолимо смыкается кольцо преследования. Спектакль был поставлен Жан-Пьером Гранье в духе «поэтического реализма» и отчасти напоминал фильмы Марселя Карне 30-х годов: призрачные, словно затянутые туманом декорации, третьеразрядная подозрительная гостиница где-то на севере Франции, убийство, охота на человека, фатальная неотвратимость трагического конца... После успеха в этом спектакле у Жана-Луи появился «свой» импресарио. Актёра несколько раз вызывали на пробы, но Жан-Луи не слишком старался понравиться режиссёрам. Наконец импресарио догадался, что его подопечный занимается саботажем, и заявил ему напрямик: «Если следующая проба сорвётся, я расторгаю договор». Проба прошла успешно, и Трентиньян снялся в фильме режиссёра Кристиана-Жака «Если парни всего мира»... Фильм привлёк симпатии прогрессивной общественности своим гуманистическим звучанием, проповедью дружбы и взаимопомощи между людьми. Трентиньян в небольшой и бесцветной роли прошёл незамеченным. Но первый шаг в кино был сделан.
| Содержание | Скромный молодой человек |