Жан Ренуар. «Моя жизнь и мои фильмы» (1981)

Глава 37. ❝Болотная вода❞

(Перевод Льва Токарева)

Фирма «Фокс» приняла меня с распростёртыми объятиями. Особенно тронула меня сердечность Джона Форда; я всегда был восторженным поклонником его фильмов. Он увлёк меня в какой-то угол студии и сказал по-французски: «Дорогой Жан, никогда не забывайте того, что я вам сейчас скажу: актёры — это дерьмо». Разумеется, он говорил о плохих актёрах.

Очень скоро я понял, что «Фокс» ждала от меня не моих личных методов работы, а того, чтобы я принял голливудские методы. Я устал повторять главному патрону Зануку, что если он хочет получить от меня те фильмы, какие он привык делать в Голливуде, то ему не нужно обращаться ко мне. В Голливуде был избыток талантов. Зачем просить меня занять место того из них, кто совершенно естественно поставит Зануку тот товар, какой приучен производить? В голливудской сфере я остался бы лишь бледным подражателем. В своей сфере я, пожалуй, смог бы привнести что-то новое.

Он отвечал, что намерен поручить мне съёмку фильмов на французские сюжеты. Но именно этого я и не хотел. Я вздрагивал при мысли, что мне придётся снимать сцены с усатыми полицейскими, господами в блузах и бородках, и всё это на фоне декораций поддельного Монмартра или поддельной террасы кафе на Бульварах. Однажды мы болтали с Рене Клером, который в Голливуде оказался в том же положении, что и я. «Они — краснокожие, — заметил он, говоря о «членах исполнительного совета» фирмы. — Им недостаёт перьев на голове, но во всём остальном они — краснокожие». Суждение это в устах утонченного представителя крупной французской буржуазии приобретало особенно весомый смысл.

Не без труда я убедил Занука поручить мне режиссуру фильма на чисто американский сюжет. Им стала «Болотная вода», снятая в 1941 году. Дадли Николс, видный сценарист, написавший для Джона Форда «Осведомителя», сделал сценарий по новелле Вириина Белла. Это история человека, несправедливо обвинённого в убийстве, который скрывается в болотах Окефеноки и живёт там несколько лет. Всем известно, где он находится, но никто не осмеливается проникнуть в ту враждебную людям область, которую он выбрал своим убежищем. Возлюбленный его дочери, отправившийся на розыски любимой собаки, случайно его встречает. Невиновность героя будет доказана. Интерес сюжета в широкой мере основывался на характерах героев этой драмы. Меня заворожили эти простые персонажи.

Природа в «Болотной воде» была столь мощной, что было бы безумием ею пренебрегать. Этой природой стали болота Окефеноки, соединявшие территории штатов Флорида и Джорджия. Любая искусственность была ни к чему: ни один декоратор не сумел бы лучше воссоздать реальность, чем сделала здесь сама природа. Занук не видел необходимости снимать фильм в подлинных местах его действия. Один из его помощников сказал мне: «Не понимаю вашего упрямства. Я же показал вам павильоны. Вы сами видели декорации, которые мы можем построить. В павильонах мы снимали фильмы, действие которых происходило в Париже, Вене, американских городках, и никто никогда не усомнился в подлинности обстановки. Неужели вы думаете, что мы потратили столько денег для того, чтобы ездить снимать фильм в какой-то деревушке в Джорджии?» Я даже предсказал Зануку, что настанет день, когда съёмочные группы Голливуда будут колесить по всему миру, разыскивая уголки нетронутой природы. Мой довод поразил его, и он послал меня в Джорджию снимать натуру для «Болотной воды». Вот так мы отправились на «глубокий Юг». Я говорил по-английски едва ли лучше Сент-Экзюпери. Моей переводчицей стала Дидо.

Мы остановились в прелестном городке Уэйкросс. Жители вели себя по отношению к нам весьма радушно. Фильм снимался без происшествий. Из исполнителей с нами приехал только Дана Эндрюс. Вместо двух «звёзд» Занук взял на главные роли двух неизвестных актёров — Дану Эндрюса и Энн Бэкстэр. Дублёров мы должны были найти на месте. Мой акцент и мои ошибки в английском языке потешали всю труппу. Однажды я давал указания местной девушке, которая дублировала Энн Бэкстэр. Она находилась на другом берегу рукава реки и должна была сесть в лодку. На репетиции она нервничала и очень торопилась. Я прокричал ей: «Мисс, подождите немного», произнеся «wait» (ждать), как «wet» (помочиться). Удивлённая девушка спросила Дану Эндрюса: «Он действительно хочет, чтобы я...» Наш первый любовник ответил с наигранной наивностью: «Этим зарубежным режиссёрам иногда приходят странные мысли».

Для фильма нам был необходим медведь. Я слышал о приручённом медведе, принадлежавшем торговцу из соседней деревни. История этого медведя заслуживает того, чтобы рассказать о ней. За несколько лет до нашего приезда жена торговца родила великолепную, но подверженную приступам эпилепсии девочку. После того как её безуспешно показывали всем врачам в округе, отец решил обратиться к последнему индейскому колдуну в этой местности. Старый индеец прописал следующее средство: «Старайтесь раздобыть медвежонка, который будет расти вместе с девочкой, и эпилепсия (он произносил «пипилепсия») пройдёт». Тогда медведи ещё водились в болотистых лесах Окефеноки. Средство индейца подействовало, и эпилепсия прошла. С тех пор медведь остался жить в семье. Он был необыкновенный лакомка. Мы перевозили его на небольшом грузовике. Всякий раз, когда мы проезжали мимо лавки, где продают мороженое, он истошно вопил. Надо было останавливаться и покупать ему порцию. К великому огорчению его хозяина, медведь в нашем фильме на экране не появился: накануне дня, когда он должен был сниматься, хозяин, желая видеть своего дорогого медведя в лучшем виде, свозил его к парикмахеру и соорудил ему мудрёную причёску. Наш медведь стал похож на остриженного «под льва» пуделя, и мы были вынуждены отказаться от его сотрудничества.

В то время район Окефеноки был прибежищем интереснейших диких животных. Представьте себе лес, стоящий в чёрной воде и увенчанный испанским мхом, похожим на кружева. Между стволами гигантских деревьев плавали на каноэ. Крокодилы и гигантские черепахи сопровождали путешественника. Звуковой фон создавали хриплые крики каких-то странных птиц. Когда мы плыли, выбирая место для съёмок, за нами следовал любопытный крокодильчик. Сначала мы видели только торчащий из воды глаз. Потом животное к нам привыкло и высунуло голову. Стоило нам пошевелиться, как оно уходило под воду. Вскоре его маленький любопытный глаз появился по другую сторону каноэ. На огромном стволе упавшего дерева мы видели бурого медведя. С большими предосторожностями можно было подобраться к розовым цаплям. В тех лесах, кажется, водились даже чёрные пантеры.

Прибрежные обитатели жили продажей мехов приезжающим в эти места. Поэтому самые редкие виды животных быстро исчезали. Правительство США объявило болота национальным заповедником и очень мудро доверило пост его хранителя известному в этих краях браконьеру. Он полностью обратился в новую веру и показал себя более полезным, чем любой обычный служащий. Этому любезному и образованному человеку мы с Дидо обязаны знакомством с национальным напитком Юга — «бурбоном». Как-то вечером, когда мы долго говорили о разнице между фабричным виски и виски контрабандным, мы спросили его, каким образом можно его раздобыть. Он ответил, что не знает и что тайные винокуры принимают самые тщательные меры предосторожности, ускользая от правительственных агентов. Разговор перешёл на историю одной необыкновенной женщины, прозванной «королевой Окефеноки», которой довольно долго удавалось держать под контролем всю охоту на болотах. Вдруг он встал и жестом попросил нас следовать за ним. Мы подошли к сараю, на дверях которого висел замок. Наш хозяин открыл сарай: сильный запах спирта чуть не сбил нас с ног.

Мне никогда не забыть посещения дома, выстроенного в чистейшем южном стиле и стоящего на краю болота. К нему вела дорога, пересекающая островки, поросшие карликовыми пальмами. Босоногая девочка, одетая в драную бумажную тряпку, во что-то играла посреди дороги. У неё были белокурые волосы, а кожа на полуобнажённом теле была розовой, словно кожица персика из Джорджии. Завидев нас, она помчалась к дому. Мы сочли благоразумным подождать. Через минуту она вернулась с двумя девочками постарше, тоже одетыми в лохмотья. Мы сказали им, что хотим зайти в дом. Одна из девушек ответила, что она считает это возможным, так как я говорю с французским акцентом и не принадлежу к тем шалопаям из города, которые бегают за девушками, а потом их бросают. Она вернулась в дом, а мы остались под охраной двух любопытных девушек, которые, глядя на нас, прыскали от смеха.

Девушка вернулась и попросила нас подождать, потому что бабушка желала надеть платье, чтобы нас принять. Мы прождали добрых полчаса, пока другая девушка не появилась на том краю дороги и не объявила нам, что бабушка готова. Дом опоясывала открытая галерея, украшенная колокольчиками из высушенных змеиных хвостов. Я вздрогнул, подумав об этих девушках, разгуливающих босиком по этому опасному месту. Одна из них словно угадала мои мысли и сказала: «Змей здесь хватает. Мы на них уже внимания не обращаем. Как и на крокодилов». Я собирался ей ответить, когда вышла старая дама. От этого видения у меня перехватило дыхание. Представьте себе старую, худую, как скелет, даму, одетую в чёрное, осыпанное блёстками и с большим декольте вечернее платье. Однако ни у кого из нас не возникло желания улыбнуться. Старая дама казалась настоящей королевой. Она поклонилась нам. Одна из девушек принесла кувшин с виски. Я пробормотал какие-то комплименты о красоте здешних мест, и они были искренними.

Дом и все, что в нём находилось, было из дерева. Даже камины были деревянные, но обмазанные изнутри глиной, чтобы не загореться при топке. Колодец, как и все прочее, был из дерева. Тарелки, мебель, кухонные принадлежности — всё было деревянное, ручной работы. Я заметил, что дом освещается керосиновыми лампами. Старая дама отказывалась покидать свой дом и никогда не видела электрического света.

Я был зачарован не только странностью дома, но и этой женщиной, которую, словно королеву — фрейлины, окружал букет прекрасных как день девушек.

Мы просидели около часа и откланялись. Я обратил внимание хозяйки, что мы не осмотрели ещё одну комнату. Дверь в неё была плотно закрыта. Не зря заинтересовала меня эта комната. Отвечая на мой вопрос, старая дама рассказала: «Это комната моего брата. Он там лежит. Уже более тридцати лет, как он лежит. Из-за несчастной любви. Любимая им девушка уехала в Атланту и стала шлюхой. Мой брат хотел убить парня, который её увёз, но ему помешали наши родители. Тогда он лёг. И больше не проснулся».

Комментарий

Начало жизни у краснокожих

Содержание

К переменам...

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ