СЦЕНАРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО
«Обманщики» (сценарий).
(Литературная обработка Франсуазы д'Обонн.)Часть 2.
Четыре месяца назад...
В магазине граммпластинок на Елисейских полях Боб разыскивал новую запись Меллигана. Вежливые, улыбчивые и свеженькие, как няньки в детском саду, продавщицы ловко двигались среди покупателей, не обращая внимания на адскую какофонию звуков. Одна из них казалась Бобу похожей на мадонну Боттичелли.
— Нет, мосье Летелье, — любезно ответила она на его вопрос. — Я очень сожалею, но вынуждена огорчить такого хорошего клиента, как вы. Мы ведь получаем пластинки из Нью-Йорка небольшими партиями, всего по нескольку штук.
Раздосадованный Боб ещё стоял перед проигрывателем, а его Боттичелли уже удалилась с какой-то нетерпеливой покупательницей, желавшей приобрести «последнего Брассанса».
Однако он продолжал рыться в пластинках. Он их любил, как книги, и чувствовал себя тут, словно в книжном магазине. Сердце у него трепетало словно у мальчишки, очутившегося в пещере с сокровищами. Он любил перебирать красивые, прохладные на ощупь конверты с пластинками и смотреть, как его бледные руки, такие же тонкие, как и у его матери, гладят лакированную поверхность.
Он не был пошляком. Он просто очень любил разные встречи, в том числе и с самим собой.
Внезапно у него перехватило дыхание. В кабине для прослушивания слева Боб увидел парня, пожалуй, даже красивого, с нервным лицом, низким лбом и очень светлыми глазами, в потрёпанной куртке. Боб заметил его как раз в ту минуту, когда тот спокойно засовывал под куртку одну из пластинок.
В изумлении постояв с минуту, Боб медленно пошёл к выходу. На пороге обернулся. Парень уже вышел из кабины и, протягивая продавщице стопку пластинок, невозмутимо говорил:
— Мне ничего не понравилось.
И уже двинулся прочь, но был остановлен продавщицей.
— Прошу вас уплатить сто пятьдесят франков за прослушивание. — И она указала ему на объявление на стене.
Это, впрочем, нисколько не смутило воришку. Он рассмеялся:
— Всякий может прилепить к стенке, что ему нравится, картину Пикассо или «Вечерний звон» Милле. Других это ни к чему не обязывает!
«Сколько ему может быть лет? — спрашивал себя Боб. — Совсем мало. Вероятно, столько же, сколько и мне. По виду беден, но одет опрятно»
— У меня есть приятель, — продолжал между тем этот странный человек, который уверовал в так называемые передовые идеи... — Послушайте, это забавно! Он повесил на стену настоящего Ренуара, а на обратной стороне картины календарь... Когда приходили люди его круга, он демонстрировал Ренуара... Когда же являлись товарищи пролетарии — в ход шёл календарь. Разве не смешно?
— Послушайте, мосье, — сказала продавщица, — таков порядок. Ему подчиняются все наши клиенты...
— Но не я! Это злоупотребление. А маленькие злоупотребления, сказал бы мой приятель, ведут к кровавым революциям.
Он изменил тон:
— Сто пятьдесят франков! Разве я похож на человека, который обладает такой суммой?
Боб выступил вперёд.
— Разрешите мне уладить это, — сказал он.
Продавщица и незнакомец повернулись к нему. Немного смущённый, Боб протянул монеты.
Юноша расхохотался.
— Берите же, мадемуазель! Перед нами последний из меценатов!
Удивлённая продавщица смотрела поочерёдно на упрямца и на «мосье Летелье». Боб почти силой всучил ей деньги. Когда она отошла, он шепнул незнакомцу.
— Прикрой одёжку... Пластинка видна...
Он с удовлетворением отметил, что в вызывающих глазах юноши на секунду мелькнуло смущение. Нет, вблизи этот воришка был совсем недурён. Худое, с резкими чертами лицо, блестящие светлые глаза, буйная, словно спутанная ветром шевелюра. Он прошептал:
— Ты за или против?
Инстинктивно Боб напустил на себя безразличный вид.
— Ни то, ни другое. Мне просто наплевать! Каждый волен поступать, как ему хочется... Не так ли?..
Но отвечая, он чувствовал, что голос его звучит не очень убедительно.
Парень положил ему руку на плечо. Их взгляды встретились по-настоящему в первый раз.
— Меня зовут Алэн!
— Меня Боб.
— Мне нравится твой образ мыслей. Я позволяю тебе угостить меня стаканчиком.
Приключение начинало забавлять Боба. Он послушно вышел со своим новым другом. Его мотороллер стоял у входа. Алэн присвистнул:
— И к тому же ещё на колёсах! Впрочем, в сравнении с машиной Кло это сущая ерунда.
Боб не стал спрашивать, кто такая Кло. Алэн уселся сзади. Через несколько минут они уже были перед любимым кафе Боба на площади Сен-Жермен де-Пре. Алэн был доволен.
— Оказывается, ты тоже заглядываешь сюда? Это наша штаб-квартира. Ты, вероятно, давно здесь не был. Держу пари, что ты из предместья! Тут по крайней мере не видно туристов, которые приходят поглазеть на экзистенциалистов. Только свои.
Он держал под мышкой пластинку. Боб спросил с наивным восхищением:
— Вы экзистенциалисты?
— Боже упаси! — ответил Алэн, входя в кафе. — Пройденный этап! То, что было хорошо в сорок пятом или пятидесятом годах, теперь явно устарело!
— Кто же вы такие?
— Никто... Я лично стараюсь быть самим собой...
Какой-то негр возился около автоматического проигрывателя. Он обернулся и приветствовал Алэна широчайшей улыбкой.
— Ясмед, — пояснил Алэн, пробираясь среди столиков, — приехал во Францию изучать медицину. Но увлёкся кинематографом. С ним очень интересно поболтать. Потрясающий тип!.. Настоящий вождь племени!
Он почти упал на скамейку и расстегнул свою куртку.
— Ясмед, когда была снята «Алиллуйя»?
— В 1929 году, — крикнул молодой негр.
— А как называется первый фильм Превера?
— Который был снят им вместе с братом Пьером? «Дело в шляпе».
— Что я тебе говорил? Ставлю тебе «отлично», Ясмед. Хочешь в награду одну «Калипсо»?
Он помахал украденной пластинкой. Ясмед впервые обернулся.
— Дорогая?
— Подарок, — ответил Алэн, бросив её, как тарелку.
Ясмед поймал пластинку на лету. Гибкость его движений восхитила Боба.
— Ты удивлён, — сказал Алэн. Я просто не люблю Белафонте.
— «Эдисьон спесиаль!» раздался голос продавца газет, завернувшего в кафе.
— Тогда зачем же ты?.. — спросил Боб.
— Красивый жест, — сказал Алэн напыщенно. — Немотивированный поступок!
— Понимаю... Влияние Андре Жида?
— Оставь в покое предков! Безнравственность представлялась им самой бессмысленной вещью на свете. Для нас немотивированный поступок — это... У вас в предместье этого не понимают.
— В предместье?
— «Эдисьон спесиаль»!..
— Да, в XVI, в аристократическом районе. Ты ведь оттуда? Сразу видно!
Продавец газет, маленький старичок, продолжал настойчиво выкрикивать название своей газеты. Теперь Алэн обернулся в его сторону.
— Чтоб тебя холера взяла!
Их сосед, грузный бородач в клетчатой рубашке, оторвался от полицейского романа и, вынув трубку изо рта, зычно закричал:
— Убирайся отсюда! Ты же видишь, что никому не нужен твой паршивый листок!
Привлечённый крупными заголовками, Боб инстинктивно сунул руку в карман. Алэн удержал его.
— Что ты там вычитаешь? — кудахтающим голосом спросил он. — Что один ветхозаветный старичок сказал речь? Что другой, ему подобный, ответил? Нефть или уран? Наплюй!
Боб посмотрел на него, не отвечая. Внезапно заговорил сам продавец. Он был рассержен.
— А когда эта водородная штука свалится вам на голову, вам тоже будет наплевать?
У него был странный, пронзительный голос.
— Именно, — заявил Алэн. — К тому же лично я обожаю сюрпризы.
Газетчик в ярости пожал плечами. Бородач вставил своё слово:
— Раз это случится неизбежно, зачем волноваться раньше времени, папаша?
— Вот именно, — заключил Алэн.
Старичок молча удалился. Бобу хотелось смеяться, хотя старик и вызвал в нём горестное чувство...
Когда Боб заказал официанту два виски, Алэн присвистнул и с ироническим восхищением в голосе заявил:
— Настоящий меценат. — Потом изменил тон и, скрестив руки, с любопытством посмотрел на своего нового приятеля. — Что делает твой отец?
— У него завод, — кратко ответил Боб.
— Вы ладите?
— Как тебе сказать... Доброжелательный нейтралитет, старина... У меня экзамены. Он даёт мне деньги. Мы оставляем друг друга в покое.
Алэн улыбнулся. Он был, пожалуй, некрасив, но в его улыбке было необычайное очарование. Прекрасные здоровые зубы контрастировали со слегка дряблой кожей, какая бывает у людей, которые едят что попало, когда попало и не всегда вдоволь.
Он сказал, как бы соображая:
— Каждую субботу у тебя сабантуй, и тебе всё опротивело? Ты не желаешь, чтобы тебя обманывали? Ты мечтаешь о другом? Ты спрашиваешь, где всё это найти? Я не ошибаюсь?
— Именно так, — признался Боб.
На его лице было написано, что он считает Алэна сродни колдуну. Почувствовав, что его отлично поняли, улыбнулся. Но Алэн не улыбался. С задумчивым и слегка брезгливым видом он смотрел себе в стакан.
— Пышные слова, которые ничего не означают, — вздохнул он. — Изнежен жизнью! Деньги даёт папа... Особенно не утруждая себя, занимаешься в университете, где «куются кадры будущего»! Ох, уж этот XVI округ! Всё, как у Андре Жида, — салонная аморальность. Ну, чокнемся всё же...
Боб сделал знак официанту, означавший — сдачу оставьте себе. Не привыкший к таким широким жестам, тот низко поклонился. Желая избавить себя от его благодарственных излияний, Боб обернулся к своему другу и спросил с любопытством:
— А ты, Алэн?
— Что я?
— У тебя есть семья?
— А-а, семья! Ну... отец... Что сказать о нём? Коммерсант в Ньевре. Сволочь! Но какая! Перестал мне давать на жизнь, когда я сбежал из Высшей Нормальной школы1.
1 Высшая Нормальная школа готовит преподавателей для учебных заведений. (Прим. пер.)
— А почему ты сбежал? — жадно спросил Боб.
— Мне там осточертело! Трижды осточертело! Если бы ты знал, как деморализует работа! Вот Ясмед знает наизусть реплику Луи Жуве в фильме «Волшебная тележка»: «Помни, Давид, что труд грязнит, утомляет и бесчестит. К тому же он и не обогащает! Разве ты слышал когда-нибудь, чтобы кто-то разбогател работая?»
Он перестал подражать Жуве и переменил тон.
— Это, разумеется, шутка, но какая верная! Тот парень прав. Уж если всё равно суждено подыхать с голода, так лучше подохнуть не работая...
— Но чем ты живёшь? — спросил Боб, заинтересовываясь всё больше и больше. — Где ты живёшь?
— Ночую у всех по очереди... и нашем районе это не проблема... Вот всё, чем я обладаю, старина... И он помахал зубной щёткой.
— Снимаю шляпу, — прошептал поражённый Боб.
— Спасибо.
— А твоя мать не посылает тебе потихоньку немного денег?
— Ей было бы нелегко это сделать...
Лицо Алэна ожесточилось. Он сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет. Закурил. Но Бобу не предложил сигареты.
— ...Она убралась, когда мне было шесть лет.
Входная дверь открылась, пропустив нового посетителя. Это был тонкий и сухопарый юноша, розовощёкий и очень элегантно одетый. Его голубые глаза улыбнулись Алэну.
— Эй, Петер! Где пропадал? Занимался подводным промыслом?
Петер пожал ему руку.
— Что нового? — спросил он с сильным американским акцентом.
— Ничего! Живём помаленьку. Разреши тебе представить Боба, нового приятеля. Ты попал в тюрьму за контрабанду? Признавайся.
— Нет, я занимался зимним спортом, — ответил, смеясь, Петер. — Я был при-гла-шён.
Последние слова он произнёс в растяжку, с многозначительным видом.
— Снег был хорош? — спросил Боб с интересом.
Одно из лучших его воспоминаний было связано с зимними каникулами в Межеве, где он сломал себе ногу на олимпийской лыжне.
— Какой снег? — спросил Петер. — Там был кабак с оркестром, но если бы вы знали, дети мои, с каким оркестром... С пяти часов вечера до шести утра, беспрерывно — тикки-ди-бум, ди-бум, ди-ля-ла-тик-бум.
— И никаких лыж днём? — опять спросил Боб, широко открыв глаза.
Внезапно он почувствовал себя совсем юным и неопытным буржуа.
— Днём? — прогнусавил Петер. — Я был в постели. И не один. Надо было отблагодарить за приглашение, точнее, оплатить своё пребывание там, мои дорогие детки...
Он тяжело вздохнул. В эту минуту женский голос позвал его из глубины кафе.
Бобу казалось, что он попал даже не в чужую страну, а на чужую планету. За короткий срок он узнал, что можно жить, не имея дома, обладая лишь одной зубной щёткой, что можно красть пластинки, не имея в том нужды, приехать в зимний спортивный лагерь, чтобы слушать там джаз, что любовь может быть всего лишь честно выполняемой подневольной обязанностью. Он смотрел на Алэна, как Фауст на Мефистофеля после скрепления кровью их договора. Тем временем Петер подошёл к позвавшим его двум девушкам: брюнетке лет двадцати пяти и блондинке, которой едва ли было двадцать. Пожимая им руки, он наклонился и прошептал:
— Я получил итальянские плащи и английские презервативы. Пойдёт?
— Надо посмотреть, — сказала брюнетка.
Она была очень тонкая, чем-то похожая на Марлен Дитрих, несмотря на чёрные волосы, которые, вопреки моде, носила длинными. Её сумка из крокодиловой кожи и туфли на гвоздиках вызывали удивление в этом кафе. Другая — поменьше ростом, более округлых линий, остриженная под «девочку-блондинку» Пикассо — обладала молочно-белой кожей и маленьким вздёрнутым носиком.
— Договорились, Кло, — ответил Петер брюнетке.
— Кто этот парень, которому Алэн показывает свою зубную щётку? — спросила Кло, бросив быстрый взгляд в сторону Боба.
— Не знаю. Его зовут Боб... У меня есть ещё туфли из Рима.
— Отложи для меня, — живо отозвалась девушка с золотым шиньоном.
— У тебя есть деньги, Николь?.. Не может быть!
— Мне одолжит Кло, — пролепетала та, повернувшись к последней с ласковой улыбкой. — Не забудь мой номер — тридцать восемь!
Петер отошёл, кивнул головой. Кло задумчиво смотрела в сторону столика, где сидели Алэн и Боб. Её большие глаза казались сейчас ещё больше. Внезапно она словно пробудилась от сна и, повернувшись к Николь, спросила, не понижая голоса:
— Скажи, ты спала с Алэном?
Маленькая блондинка казалась удивлённой:
— С чего это ты?.. Нет, конечно... Интересно, как это получается у нашего асса... Должно быть, забавно... Ты-то, конечно, спала с ним.
— Нет, — сказала Кло, выпив немного и отодвинула стакан. У неё были нервные и быстрые движения рук. Нет, он не предлагал мне этого... К тому же эта мысль не приходила и мне в голову.
— А между тем ты не испытываешь недостатка в таких идеях! — бросила, смеясь, Николь.
— Он слишком много разговаривает, к тому же, поверь моему большому и давнему опыту...
— Слушаю, бабушка!
— С Интеллигентом никогда каши не сваришь!
Она привстала:
— Кажется, я его не предупредила относительно сегодняшнего вечера.
— Похоже что так, старушка.
Алэн много говорил, но Бобу не хотелось его прерывать. Он слушал, глядя в пустой стакан сквозь приспущенные ресницы. Попыхивая сигаретой, Алэн рассказывал:
— Знаешь что за молодёжь приходит сюда? Та, которую ненавидит масса. Молодёжь, которая потеряла свою душу... Ну, а масса никогда её и иметь не будет. Все эти неприспособившиеся к жизни люди мечтают о боге. Бог! Раньше он был мёртв. Теперь дело хуже — он всем безразличен...
— Могу я прервать лекцию? — спросила Кло своим ясным голосом.
Боб поднял голову. Он был поражён не столько красотой Кло, сколько выражением её лица. «Какая-то смесь лани и опиомана», — подумал он.
Отец и мать уезжают в поместье, — сказала она, неуловимым пафосом подчеркнув важность этой новости. — Сбор после десяти у меня. Идёт?
— Понятно, идёт! — ответил Алэн.
— Ты можешь прийти тоже, — сказала она Бобу.
— О кэй, — ответил тот, заинтригованный.
— Кто она? — спросил Боб равнодушно.
— Забавный зверёк, правда?
Опёршись локтями о стол и прижав кулаки к щекам, Алэн, имитируя гида, цитирующего справочник Бедеккера, выложил:
— Кло! Родословная восходит к эпохе Крестовых походов. Внушающий беспокойство сексуальный аппетит. Дочь графа Водремона! Дядя — под куполом Капитолия. Совершенно бешеная, но в известном смысле — совершенство!
Боб рассмеялся и встал. Пожав руку своего нового друга, он сказал:
— Отлично. Я бегу. Дома меня ждёт приятель.
Понизив голос и удерживая его руку в своей, Алэн сказал:
— Двести франков... можешь?
— Разумеется!
Поискав, он вынул две монеты, которые и протянул Алэну. Засовывая их в карман, Алэн пробормотал:
— Спасибо!.. — Затем громко добавил: — Значит, договорились. В девять в табачном магазине на площади Трокадеро.
- Договорились, с энтузиазмом подтвердил Боб.
Оставшись один, Алэн вытянул под столом свои длинные ноги и громко позвал официанта:
— Этьен! Бутерброды, как в большой праздник!
| Часть 1 | Содержание | Часть 3 |