СЦЕНАРИИ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО
«Обманщики» (сценарий).
(Литературная обработка Франсуазы д'Обонн.)Часть 3.
Вслед за Бобом пришёл и Бернар. Они немедленно принялись за работу.
Квартира у Летелье была роскошная, но несколько старомодная. Только комната Боба с её современной мебелью и яркой отделкой отражала дух времени. Молодой человек любил здесь бывать и принимать гостей — серьёзных, но лишённых предрассудков, вроде Бернара. Бернар был отчаянный зубрила и идеальный напарник для подготовки к экзаменам.
Госпожа Летелье застала их в разгаре работы. Боб любил мать и гордился ею. Очень моложавая и элегантная — ей едва можно было дать лет тридцать пять, — она вошла так стремительно, что Бернар не успел остановить проигрыватель.
Не утруждайте себя, — сказала она ему. — Скажите только, будете ли вы сегодня у нас обедать.
— Если для вас это не обременительно, то с большим удовольствием, — галантно ответил Бернар.
— Как вы можете работать, слушая это? — спросила, смеясь, молодая женщина.
— Что ты говоришь! Это мой любимый Меллиган. Музыка помогает...
— Забавно. В мои времена помогала тишина. Кстати, правда, что на ваших вечеринках снова танцуют чарльстон?
— Иногда, мадам! — улыбаясь подтвердил Бернар.
— А ты его танцевала, мама? — спросил Боб.
— Я? Что ты! Я была тогда ещё в колыбели! Ну и странное же вы поколение! Вы ничего, стало быть, не придумали нового?
Мысленно Боб представил себе Алэна, его дряблую кожу и волчьи зубы, и улыбнулся возникшему образу, сравнивая улыбку матери с улыбкой своего нового товарища.
— Придумали, мама, — сказал он мягко. — Как бы это тебе сказать? Своего рода безнадёжность... метафизическую безнадёжность.
Госпожа Летелье смеялась воркующим смехом, держась рукой за дверь. Она явно ничего не поняла, да и не пыталась понять.
— Забавно!.. — И уходя добавила: — Значит, я скажу, чтобы поставили ещё один прибор.
— Воображала! — буркнул Бернар.
— Осёл, — отпарировал Боб.
Они немного для разрядки поборолись, потом Бернар, как бы давая знак, что передышка кончилась, отбросил назад волосы и пригладил их ладонями. Он покраснел, тяжело дышал, но весело смеялся. Это был тип юноши, хорошо воспитанного, пышущего здоровьем и не задумывающегося над своим будущим.
— Подзаймёмся ещё до шамовки? Как думаешь, Боб?
— Зачем? — сказал Боб, пожав плечами. — И к чему это в конце концов?
Бернар удивлённо поглядел на него, потом, помахав указательным пальцем у себя перед носом, он комически, как клоун в цирке, скосил глаза и сказал:
— Всё ясно! Бреясь сегодня, ты снова предавался размышлениям о жизни. Да здравствует крах моральных ценностей, кризис страха и прочее! Сартр и Киргарден, идите к нам на помощь! Тебе надо очистить желудок.
— А с тобой ничего подобного не бывает? — спросил Боб.
— Постоянно!
Удивлённый таким ответом, Боб внимательно посмотрел на Бернара. Тот, закончив причёсываться, поправлял галстук. Пластинка кончилась как раз в тот момент, когда Бернар сказал ему таким серьёзным тоном, какого Боб от него никогда не слышал:
— Именно поэтому я продолжаю учиться. В противном случае я давно был бы у Края пропасти. Перед пустотой, друг мой, перед которой...
— Это трусость, — прошептал Боб.
— Что — трусость?
— Ишачить из страха. Лишь бы не думать!
— А что дают твои размышления над жизнью?.. Может быть, ты отыскал какой-нибудь рецепт и можешь мне предложить его?
— Нет, — признался Боб.
— Вот видишь!
— Значит, я принимаю слабительное, а ты работаешь?
— Почему бы нет? Работа — самое лучшее метафизическое слабительное, дружок!..
— Я будто слышу голос отца. А мне это надоело! Невероятно надоело. Почему всё так происходит? Что с нами сделало старшее поколение?.. А ты покорно ждёшь Годо1?
1 Персонаж пьесы Беккета «В ожидании Годо». (Прим. пер.)
— Я не видел пьесы Беккета. И не собираюсь смотреть её. Мне и без неё тошно, старина!
Боб собрался ответить, но голос госпожи Летелье позвал их к столу.
Не успел Боб вымыть руки, как зазвонил телефон и он услышал стенания матери:
— Ты не вернёшься, Казимир? А мне так нужно было с тобой поговорить. У меня был тяжёлый день... а ты не прислал машину... Что? Взять такси? Большое спасибо! В них невероятно пахнет бензином... Казимир, послушай!.. Ну вот, опять бросил трубку!
Она с огорчённым видом повернулась к сыну и его гостю. Простонала:
— Боже, какой день!.. Какой день!..
— Да, — иронически заметил Бернар, — жизнь трагична.
Повернувшись к Бобу, он увидел, что тот не смеётся, и дружески подтолкнул его.
— Ты идёшь в «Килт» после обеда? Там будут все наши.
— Нет, спасибо. У меня встреча с приятелем. Я не могу привести его с собой. Он не подойдёт к нашей компании. Мы не в его стиле... Нравственные терзания добропорядочных буржуа — это не для него...
И он прищёлкнул пальцами. Бернар с удивлением заметил в глазах приятеля восхищение.
— Ещё один активист из какой-нибудь левой партии? — пробурчал он.
— Нет... не угадал. Он слишком умен и не удовольствуется одними разговорами.
— Что же он делает? — холодно спросил явно уязвлённый Бернар.
— Ничего! — восторженно сказал Боб. — Именно — ничего! Ты представляешь, какая это сила: ничего не делать в Париже, в 1958 году и... жить?
— Поразительно! — промямлил Бернар. — Но пока обед стынет, и я слишком уж явный буржуа, чтобы заставлять твою маму нас ждать.
Боб подумал, что обидел своего друга, и входя в столовую он горячо сжал его руку. Но Бернар не ответил на пожатие.
Обед прошёл невесело, несмотря на щебет госпожи Летелье, довольно быстро оправившейся от своего недавнего огорчения. Боб торопливо проглотил обед и поцеловал свою мать, которая засыпала его своими вопросами и наказами.
— Ты не хочешь кофе? Это тебе не повредит. Ведь ты не собираешься рано ложиться. Не приходи поздно. Не шуми! Не забудь погасить свет в передней. Ты уходишь без Бернара?
«Она не злая, но немного надоедливая», — подумал он, садясь в такси. Бернар ушёл пешком.
— В табачный магазин на площади Трокадеро!
Спустя полчаса он входил в сопровождении Алэна в личный особняк графа и графини де Водремон.
Вечеринка была в полном разгаре. В вестибюле, украшенном оленьими рогами и фамильными портретами, в кучу были брошены сумки, пальто, куртки и плащи. Что не поместилось в вестибюле, заполняло маленький салон, отделанный полированным деревом серебристого оттенка и освещённый узким высоким окном, выходящим в сад. Час спустя сюда вошли двое юношей, семнадцати и восемнадцати лет, один в свитере, всклокоченный, другой — такой же вылощенный и подтянутый, как Боб или Бернар. Они начали тщательно обшаривать карманы и сумки. Один стоял на часах пока другой рылся. Каждые пять минут юнцы менялись местами.
— Ну что, Лу?
— Не густо, мой бедный Ги, — проворчал подросток в свитере. — Теперь моя очередь стоять на шухере? Валяй! Я схватил один билетик...
— Нет. спасибо, мне уже осточертело... Прийти сюда, чтобы найти одну бумажку! Пропащий вечер...
В вестибюле они натолкнулись на растрёпанную, раскрасневшуюся девушку. Она с трудом оторвалась от целовавшего её юноши и схватила своё пальто.
— Ты уже уходишь, Мюриэль? спросил Ги.
— Да. Мазер2 думает, что я обедаю у Лоры! Привет!
2 По-английски мама. (Прим. пер.)
Её кавалер, измазанный губной помадой, подбородком указал на вешалку.
— Промышляли?
Не спрашивай! — воскликнул Лу. — К чёрту эту жизнь! Так всё надоело, что порой хочется идти работать!
— Младенцы вы! Неужели не догадались, что они всё припрятали. Все друзья Кло из «свободомыслящих». Они знали, куда идут.
— Сейчас поглядим!
Пожав плечами, Ги вернулся со своим приятелем в галлерею, где происходила вечеринка.
Вся мебель там была сдвинута к стене. Под яростные звуки буги-вуги полдюжины пар неистовствовали в бешеном танце, остальные изрыгали вопли, хлопая в такт руками. На скамейке рядом с буфетом пристроились Алэн и Боб. Чтобы услышать друг друга, они вынуждены были орать: шум стоял адский. Некоторые юноши скинули куртки и галстуки, расстегнули рубашки. Девушки были без туфель и чулок. Голые ноги скакали по прекрасному, янтарного цвета полированному паркету.
— О чём я тебе говорил? — спросил Алэн.
— О том, что единственная стоящая свобода — «это та, которая удовлетворяет свои инстинкты».
— Верно. Ты мне возразил: «А общество?» Общество? Видишь ли, я мог бы просто сказать, что мне на него наплевать. Но так не принято говорить о покойнике...
— Ты считаешь, что оно умерло?
— Покончило с собой, старина! К счастью, хоть этим оно доставило мне удовольствие. Сегодня все живут вне его. Кстати, мне надо позаботиться...
— О чём?
— О ночлеге на сегодня, — закончил Алэн самым спокойным тоном. — Видишь ли, у меня нет постоянной крыши.
Он обвёл глазами комнату.
— У Ги, как и у тебя, родители... Бобонна, конечно, попадёт сегодня в чьи-нибудь руки. Попробовать у Даниеля?
Его глаза остановились на юноше с твёрдыми чертами лица. Тот молча, ни на кого не обращая внимания, покуривая, смотрел на Петера и сидевшего рядом с ним блондинчика.
— У Даниеля, конечно, будет Сэм, — сам себе возразил Алэн.
— А кто это Сэм?
— Блондинчик. Сын дипломата. Но всё же я попробую.
Музыка прекратилась. Сидя на четвереньках, Кло лихорадочно искала новую пластинку.
Чей-то голос крикнул:
— Только не эту! Её уже ставили трижды. Давай Белафонте!
— Нет, Робсона!
— Ты ошалел, танцевать под Робсона?..
Николь, танцевавшая с Лу, повернула голову в сторону Кло, которая рылась в груде пластинок...
— Держу пари, что сейчас она поставит блюз. Это её час. А потом она скроется со своим партнёром!..
Зазвучал медленный блюз с резкими и синкопическими тактами, напоминающими походку негра-докера. Николь ещё сильнее прижалась к Лу.
— Узнаёшь? «Билли холлидей». Негры! От этой музыки никогда не устаёшь. Правда, мой цыплёночек?
Кло выключила люстры. Комната освещалась теперь лишь слабым боковым светом, придававшим танцующим таинственный, почти призрачный вид. Голые ноги девушек поблескивали, как тела золотых рыбок в аквариуме.
Не видя приближающуюся Кло, Боб прислушивался к разговору Даниеля и Алэна.
— Эй, Боб, потанцуем?
Он обнял Кло. У неё была необыкновенно тонкая талия, прохладные руки, а танцевала она, как нимфа. Прикосновение её прохладных рук, сплетённых у него на затылке, было необычайно приятным.
«Что за странная манера танцевать?.. Но она — нимфа, — подумал Боб. — А может быть, просто я очень пьян?..»
— Будем продолжать танцевать? очень тихо спросила Кло.
Бобу понадобилось несколько секунд, чтобы понять смысл этой фразы. Он выпрямился и с несвойственной ему манерой хлыща ответил:
— Разумеется, нет!
Она прижалась к нему:
— Ты не лжёшь?.. Я была уверена... Тогда скажи, о чём ты думаешь?
— Хватит играть со мной, — ответил он резко, может быть, оттого, что вдруг почувствовал себя усталым. — Где твоя комната?
Она не стала искать в ответ ни шутки, ни какой-либо увёртки, а просто взяла его под руку.
— Идём!
В полуосвещённой комнате по всем углам шептались и целовались парочки. Лишь две или три пары из самых упорных продолжали танцевать.
«Нечего сказать, хороша эта старинная знать!» — подумал Боб.
Они стали подниматься по лестнице. Боб взял Кло за талию, как бы для того, чтобы её поддержать. На самом же деле ему казалось, что его несёт вперёд девушка, несёт своей волей, молчаливой, несгибаемой.
Перед одной из дверей в коридоре она остановилась.
— Вот тут.
Она толкнула дверь. В комнате горел свет. Боб не сумел удержаться от возгласа удивления.
Он обратил внимание не на обстановку из карельской берёзы, отделанной слоновой костью. Ему бросилась в глаза смятая постель, в которой в самых недвусмысленных позах лежали двое.
— О, простите, пожалуйста, — сказала Кло изысканно светским тоном.
Закрыв дверь, она посмотрела на своего спутника со снисходительной улыбкой.
— Мне нечего сказать. Это моя лучшая подруга!
— Та девушка?
— Да. Её зовут Мик... Послушай, а в ванной комнате тоже не скучают! — заметила она, показывая на другую дверь, откуда раздавался шум воды и нервный смех.
— Идём отсюда. Принимать гостей становится все более затруднительным делом.
Боб увидел небольшой комод с венецианским зеркалом и двумя канделябрами в стиле ампир. Из-под канделябра рука Кло достала какой-то предмет.
— Тот же тайник вот уже три года!
— Что это?
— Ключ от двери на половину отца и матери.
— Ключ от комнаты родителей? — задохнувшись, переспросил Боб.
Но она уже открывала дверь. Обернулась к нему с насмешливым видом:
— У мосье есть принципы?
Он сжал зубы, изобразив на лице улыбку.
— Не страдаю этим! — сказал он насмешливо и вздёрнул голову, чтобы показать свою решимость.
Рядом со старинной постелью на ночном столике стояла большая фотография седовласой женщины. Когда Боб подошёл, Кло перевернула фотографию, как игральную карту, и положила её плашмя. Стоя против Боба, она говорила ему механически, тоном, который приобретается только хорошим воспитанием:
— Ты хорошо сложен, и у тебя руки... изумительные руки... Покажи... Знаешь, это очень важно для мужчины. Действительно, очень красивые руки... Где это ты...
Но Боб обнял её и закрыл ей рот поцелуем.
— Ты что-то сказала? — спросил он потом.
Она порывисто дышала.
— Нет, ничего. Поцелуй меня ещё. Когда разговаривают, ощущение не такое острое.
Этот многоопытный тон огорчил Боба.
«А мне наплевать на твою технику!» — подумал он с яростью, которая удивила его самого.
— Хорошо... — прошептала она. — От этого перехватывает дыхание.
«Почему эта фраза показалась мне зловещей?» — спросил себя Боб.
— Поцелуй ещё, — простонала она. — О Боб, ещё... ещё...
Они сильнее прижались друг к другу...
Внизу кто-то открыл окна. Танцы кончились. В полумраке целовались парочки. Между ними задумчиво бродил Алэн, то и дело бросая на них любопытные взгляды. Он ещё не подыскал себе пристанища на эту ночь. Внезапно музыка блюза оборвалась.
— А это что за парочка? — проворчал Алэн.
Он увидел два силуэта на балконе. Небольшого роста, коренастый юноша, совершенно пьяный, наморщив лоб, бросал вниз оливковые косточки. Он сильно перегибался через перила.
Его пыталась урезонить высокая девушка, которая, несмотря на экстравагантный костюм, была трогательно женственна.
— Узнаешь Жерара? — обратился к Алэну сидящий на полу Ги. — Жерара Совари, по прозвищу Импотент!
— Нет... А впрочем... Подожди, подожди!.. Ну, конечно! Не тот ли это парень, который выдавал себя за лётчика?
— Ну да! А на самом деле давал уроки английского языка. Теперь он совсем ничего не делает. Живёт в вонючей квартире со своей старой матерью и её кошками. Литературный персонаж! Что только в нём нашла бедняжка Франсуаза?
— Идём, Жерар, — умоляла его девушка. — Тебе будет плохо.
— Заткнись, — рявкнул тот. — Хватит с меня моей матери...
Франсуаза не настаивала. Она вошла в комнату.
Ги натолкнулся на Лу.
— Где ты был? Будешь ещё пить?
— Пока не напьюсь, как Жерар. Садись. Вот и Люк тоже с нами пьёт.
Все услышали, как орёт Жерар:
— Франсуаза, чёрт возьми, где ты? Пить! Хочу пить!
Лу продолжал разговор с юношей, которого он представил Ги.
— ...Тогда они меня арестовали за то, что у меня длинные волосы. «Обрежь свои патлы, — сказали они мне, — и мы тебе не будем больше чинить неприятностей!» Именно так и сказали!
Они привскочили при звуке разбитого стекла. Это Жерар в ярости швырнул вниз принесённый ему Франсуазой стакан.
— Ты вздумала издеваться над лётчиком? — вопил он. — Я ещё не выброшен на свалку. Мне наплевать на весь мир! И на авиацию тоже! Спиртного... чёрт побери! Тащи сюда спиртного, иначе я тебя излуплю!
— Ты достаточно выпил! — молила его Франсуаза.
— Черепаха, — сказал Ги. — Почему она не заткнёт ему пасть стаканом?
— Ненавижу ангелов-хранителей! — вопил мнимый штурман.
Пахнет потасовкой, — сказала маленькая пышечка Алану.
— Ты так думаешь, Софи? Это было бы здорово!
Повторяя равномерно, как метроном: «Моя мать... все женщины подлые твари... грязь», — Жерар, шатаясь, продвигался к буфету. Лу взорвался.
— Ну и сволочь! Когда его мать однажды уехала, он две недели сидел не жравши, считая зазорным поесть в простой столовой. А теперь чернит её.
Франсуаза плакала.
— Всё высосали! Ничего не осталось! — громко сказал Лу.
Он вытянул ногу и Жерар растянулся на полу.
— На бреющем! — заблеял в восторге Люк.
Жерар в ярости поднялся. Раскачиваясь, он принял угрожающую позу. Франсуаза не знала, к какому святому взывать.
— Он не умеет пить, — закричала она. — Он никогда не пьёт. Он губит себя уроками английского. Он...
— Не трудись! На какие деньги он поехал отдыхать?
Люк и Ги встали, готовые защищать Лу. Сидевшая на коленях Алэна Софи констатировала:
— Есть такое дело!.. Будет драка.
— Не согласен, — сказал, поднимаясь, решительным тоном Алэн.
Но подошедший к ним долговязый юноша поддержал Софи.
— Браво! Начинайте, ребята! Перебьём всё! Больше жизни!
Одной рукой он смахнул половину хрустальной посуды. В эту минуту его и остановил Алэн. Он возвышался над всеми.
— Попрошу здесь не хулиганить! — потребовал он.
— Не мешай! — проворчала Софи. — Уж и повеселиться немножко нельзя?
— Зачем обливаешь мать грязью? — снова завопил Лу.
Он был небольшого роста, но сильнее Жерара, который к тому же мог стоять только держась за стену. Уже не думая о возможной драке, Жерар продолжал бормотать бессвязные угрозы. Алэн проговорил твёрдо:
— Не хочу, чтобы тут безобразничали. Это единственный дом в Париже, где можно так есть и пить.
— Ну и что?
Алэн показал зубы. Его большие руки медленно выползли из карманов.
— А вот я тебе покажу «что»!
— Валяй! Я не из пугливых, — окрысился долговязый.
Они стояли друг против друга, готовые к драке. Чей-то пронзительный голос отвлёк их. Это кричала Надин. Запыхавшаяся, она вбежала в комнату. Длинные волосы наполовину закрывали её детское личико.
— Быстрее, быстрее! Надо что-то сделать! Иначе он упадёт!
Этот шум не доходил до второго этажа, где в огромной постели, словно в уютном шёлковом гнезде, лежали обнявшись Боб и Кло. Боб курил, выпуская для забавы колечки дыма.
— Моя мать... — вздохнула Кло задумчиво. — Если бы ты только знал мою мать...
Боб не вникал в смысл того, что ему говорила Кло. Его просто убаюкивал её низкий глубокий голос, произносивший какие-то слова.
— Она действительно не замечает, — продолжала Кло. — Отец?.. Ну а тот делает вид, что ничего не видит. Но я знаю, он следит за мной. А что он может сделать? Поместить меня в исправительный дом? Он ждёт своего часа... А я...
Её голос стал жёстким.
— Конечно, так не будет продолжаться вечно... Но я пользуюсь жизнью, и буду так поступать, пока смогу... Но когда наступает минута покоя и я, так сказать, всплываю на поверхность, тогда я ощущаю — как бы это назвать?.. — своего рода отвращение. Нет, это слишком сильное слово... Угрызение совести?.. Тоже слишком сильно... Усталость? Да, пожалуй, именно это... Впрочем, это длится всего какие-нибудь пять минут, не больше... но во рту остаётся скверный осадок, как от лекарства. А у тебя?
— Ты о чём? — спросил Боб, вздрогнув.
— Ты даже не слушал меня! — она засмеялась немного натянуто. — Ты прав. Я совсем расклеилась. А сейчас не время для чувствительных разговоров. Надо жить!.. Чтобы не оказаться перед этой страшной пропастью... зияющей ямой... Ты идёшь?
Теперь Боб слушал, положив сигарету на мраморную мозаику ночного столика. Кто-то уже говорил ему сегодня то же самое?.. Ах да, Бернар! И он ещё назвал его трусом. Парень старается с головой уйти в занятия, девушка в любовные похождения, чтобы заглушить страх. Один и тот же страх. У одного труд, у другой любовь — для обоих средство ускользнуть от зияющей пустоты, побороть свой страх. Однако ни то, ни другое не приносит спасения.
— Куда идти? — только и спросил он.
— Посмотрим, что делают остальные...
Она надела платье, причесалась перед зеркалом и в ту минуту, когда Боб открывал дверь, как истинная дочь Водремонов, сказала, повернувшись к нему:
— В доме своей матери ты, надо полагать, пользуешься пепельницей?
Он не ответил на замечание. Потом спросил:
— Где тут ванная? Если, разумеется, в неё можно попасть...
— Дверь перед тобой. Там тихо. Очевидно, никого нет.
Между тем на первом этаже шум усилился. У окна кухни столпились парни и девушки, пытаясь выглянуть во двор. Только Лу, ни на что не обращая внимания, спокойно рылся в холодильнике и исследовал бутылки. Надин плакала:
— Я хотела только погладить его. А он — прыг в окно. И теперь не может вернуться.
На самом краю узкого карниза над четвёртым этажом мяукал маленький котёнок. Его хвостик вздыбился от страха.
Войдя в кухню, Кло тоже подошла к окну.
— Да ведь это Мистигри, кошка кухарки! Та её обожает!
— Тогда, — сказал Алэн, — её нельзя там оставлять.
Все головы повернулись в его сторону. Люк иронически пожал плечами.
— Ты прав! Валяй, спасай её!.. Что?.. Сдрейфил?
Теперь все с интересом смотрели на Алэна. Он слегка улыбнулся, расправил плечи.
— Я сдрейфил? Ты думаешь, я так уж держусь за жизнь?
— Ещё как! — подзадорил Люк.
— Ты с ума сошёл, — вмешалась Кло. — Остановись, ненормальный! Ведь разобьёшься!
— Ну и что? Может быть, мои похороны даже доставят кое-кому радость.
Все замолкли. Только Жерар счёл нужным вставить «умное» слово:
— «Жизнь, полная опасностей» — таков девиз тореадоров!
— И штурманов! — ехидно заметил кто-то.
Алэн перешагнул через подоконник и встал на карниз. Над ним светилось окошко ванной, куда в эту минуту как раз вошёл Боб. Он удивлённо остановился на пороге, заметив перед трюмо причёсывающуюся девушку.
— Извините.
— Ты решил преследовать меня и тут?
Она расхохоталась. Он смотрел на неё, чуть улыбаясь. Потом внезапно вспомнил:
— Да, ведь это ты была...
— Да, это я была в комнате Кло.
«Мик — моя лучшая подруга», — сказала Кло. Значит, это и есть та Мик, которой всё разрешалось.
Ей, наверное, было лет восемнадцать. У неё было нежное лицо и рот девочки, ещё немного пухлый. Голову венчали экстравагантно подстриженные пышные, цвета тёмного золота волосы. Нежно округлые ноздри, высокая, как маленькая колонна, шея и крохотные груди, слегка приподнимавшие шерсть пуловера, придавали ей трогательное очарование.
— Вы нашли себе уголок? — спросила она небрежно, расчёсывая свои волосы щёткой в серебряной оправе, с инициалами.
Боб невнятно произнёс: «Да». Его шокировало, что эта девушка с детскими губами так прямолинейно говорит о таких вещах. Но одновременно в этом было и что-то пикантное.
— Я не слышу тебя!
— Я тебе говорю, что да, — повторил Боб, краснея как девочка.
Мик открыла прелестный хрустальный флакон и понюхала его.
— Кло надо поменять духи. Сколько раз я ей говорила об этом!
Мик обильно надушилась. У неё были, как у кошки, мягкие и гибкие движения.
— Ты из предместья? — спросила она лукаво.
Боб засмеялся. Девушка ему нравилась.
— Разве я так уже похож на парня из предместья:
— Конечно! Ты ещё не отделался от нравственных терзаний, малыш?
Она подпрыгнула на одной ножке, потом села и степенно сложила руки на коленях. Бобу вдруг стало с ней очень весело. Ему захотелось дружить с этой порывистой девочкой, выложить ей, что у него было на душе.
— Кто тебя сюда привёл? — продолжала она.
Он посмотрел на изящную цепочку на её шее, затем ответил:
— Алэн...
— Интеллигент? Ты его друг? Потрясающий тип!
— Это точно!
Он тоже причесался перед зеркалом. Но Мик быстрым ловким движением спутала его волосы.
— Ты с ума сошла?
— Постой! Тебе идёт взлохмаченный вид. Разве тебе этого никто не говорил?
Боб озадаченно посмотрел на неё.
— Надо подумать...
Какая-то ниточка протянулась между ними, вызвав одновременно у обоих улыбку. Мик сказала мягко:
— Как жаль...
— Что — жаль?
— Что мы познакомились так поздно...
— Представь себе, я подумал то же самое, — охотно признался юноша.
— Ну, да ничего... Каждый из нас всё же неплохо провёл время. Ведь, кроме любви, пока что не изобрели ничего, чем можно было заполнить пустоту...
Потрясённый Боб смотрел на неё. «Заполнить пустоту...» «Не оказаться перед пропастью...» Что они, сговорились что ли?... Все твердят одно и то же... Но эта крошка... Откуда ей известны такие чудовищные вещи?»
Она рассмеялась своим ясным и чистым, как кристалл, смехом.
— Ты не проголодался?
Не дожидаясь ответа, она встала.
— Идём!
Мало-помалу Боб начинал привыкать к женским приказам. Когда он посторонился, чтобы пропустить её, она присвистнула:
— И к тому же хорошо воспитан!
Внизу, на кухне, было полно народа. Здесь собрались почти все гости Кло. Они шумно комментировали события, происходящие за окном, на крыше.
— Есть такое дело! Достал!
— Ты видишь?
— Чистая работа!
— Блеск!
Жадно обгладывая косточку цыплёнка, Лу бросал любопытные взгляды через плечи Софи или голову Надин на прижавшегося к стене Алэна с кошкой в руках.
Было что-то беспомощное в этом большом худом человеке, медленно продвигавшемся по карнизу над чёрным колодцем двора, пугающим, как пропасть. Голоса советовали ему:
— Не оступись!
— Угол!
— Прижмись к стене и держись левее!
Мик шумно открыла дверь в кухню и весело закричала:
— Нет ли чего пожевать?
Кло сделала ей предостерегающий знак.
Заинтересованный Боб подошёл к окну. Голоса зазвучали тревожно:
— Он не выберется!
— Брось кота, Алэн! Оставь его, тебе говорят!
— Он, конечно, не бросит, дубина этакая! — сердито сказал Люк.
— Горделив, как блоха, — ответила Кло.
Дойдя до поворота, Алэн действительно оказался в затруднительном положении. Он мог продолжать путь, лишь держась за стену обеими руками. Но в одной он держал кота. Веки его дрожали. Он явно старался не смотреть вниз.
Девочке лет пятнадцати, с пухлыми щёчками и кукольными кудряшками, надоело это зрелище. Из-под носа у Петера она стянула салатник и с аппетитом занялась уничтожением маслин. Выплёвывая косточки, она с апломбом заявила:
— Он обязательно упадёт!
Боб быстро разулся.
— Обожди, Алэн! — крикнул он. — Я помогу тебе!
Девочка с кудряшками — она была совершенно пьяна — прыснула и со смехом заявила:
— Теперь они оба упадут!
Мик тоже подбежала к окну. Оказавшись рядом с Кло, она обменялась с ней дружеской улыбкой.
— Он ловкий парень и недурен собой, этот твой Боб, — сказала она.
— Спортсмен! — ответила Кло.
Мик облизнула губы розовым язычком, похожим на кошачий.
— Скажи, а как было... с ним?
Кло серьёзно ответила:
— С ним? Совсем недурно!
— Так же, как с Ясмедом?
— Совсем в другом духе...
Алэн протянул жалобно мяукающего котёнка Бобу, который медленно приближался к нему, прижавшись спиной к стене. Взяв животное, Боб подбодрил приятеля:
— А ну, пошли!
Секунду Алэн колебался. Лёгкая, невидимая в темноте испарина выступила у него на висках. Наконец, передохнув, он миновал опасное место. Компания закричала от радости:
— Наконец-то!
И тут же все разошлись, даже не дождавшись, когда герои происшествия перелезут через подоконник на кухню. Опасность миновала — значит, спектакль кончился!.. Петер, делавший какие-то записи, спрятал свою записную книжку и, ни на кого не обращая внимания, сказал Кло:
— До новой!
— Ты на колёсах, Петер? — спросила Мик. — Подбросишь меня?
— Пошли!
Она последовала за ним, ещё раз бросив взгляд на окно, где стоял Боб, всклокоченный немного больше, чем был в ванной. Вслед за ним в окне показался Алэн с наигранно невозмутимым видом.
— Ну как, сдрейфил я? — спросил он, ухмыльнувшись.
Люк признал себя побеждённым.
— Ты действительно кое-что из себя представляешь! Руку!
Алэн протянул руку.
— Ко всему прочему терпеть не могу кошек! В отличие от Жерара.
Боб искал глазами Мик. Узнав, что она уехала, ему внезапно захотелось сделать то же самое.
— Какой вечер! — думал он, сидя в такси. — За эти несколько часов я будто прожил несколько месяцев. Но в общем было недурно.
| Часть 2 | Содержание | Часть 4 |