«Жерар Депардьё. Такие дела...» (2015)
(Автобиография)Глава 25. Как спастись от идиотизма?
(Перевод Нины Хотинской, 2014)Ты женишься в двадцать один год, становишься отцом в двадцать два, работаешь как вол, не видишь своего ребёнка, а там и второй подоспел... Элизабет, Гийом и Жюли: я взял всех троих с собой в Италию, на съёмки «XX века». Семь месяцев съёмок. Фильм стоил девять миллионов долларов и идёт больше пяти часов. Это были хорошие месяцы, Элизабет и дети жили в Риме, пока я снимался на натуре, было лето, потом осень, я приезжал к ним, когда мог вырваться, Элизабет нравилась Италия, мне тоже, я не метался больше в поисках заработка, и мы ничем не были связаны, потому что малыши ещё не ходили в школу.
А вот по возвращении всё пошло наперекосяк. Гийом поступил в школу в этом западном предместье, где разит чванством и ложью, а я отрезал себе член электрическим ножом в «Последней женщине» Марко Феррери. Чистый Марсель Эме на школьном дворе, там, у буржуа: нехорошо быть евреем, арабом или негром. Быть сыном Депардьё сразу оказалось тяжко для Гийома. Ни он, ни Жюли никогда не пересказывали дома, что им приходилось слышать, они не ябеды, но кое-каких обмолвок было достаточно, чтобы догадаться, как им достаётся. Когда ты снимаешься в таких фильмах, как «Вальсирующие» (1974), «Хозяйка» Барбе Шрёдера (1975), «Последняя женщина» (1976); когда влезаешь в шкуру головорезов и бабников и отрезаешь себе член электрическим ножом; когда играешь в театре Хандке и каждый вечер выкладываешь со сцены то, что выкладывал я; когда маячишь в телевизионных шоу с Гензбуром или Колюшем, что вы хотите, на всё это не могут не смотреть косо в западном предместье.
Там одна показуха и фальшь, им сорок, а они уже мертвы. Работа, парочка спиногрызов, благоверная, которая не прочь покувыркаться с кем-нибудь в койке, пока одна дома, а идиот-муж возвращается, поджав хвост, от любовницы и ложится с женой, до которой сто лет не дотрагивался. В субботу барбекю на лужайке, а в воскресенье вечером скандал. Вот что такое западное предместье. Гийом и Жюли очень быстро это поняли. Впрочем, Гийом то и дело удирал в Париж, о чём я не знал. В двенадцать лет он вёл себя, как я в его возрасте: улизнёт потихоньку, сядет в поезд, прошляется где-то всю ночь, а утром вернётся и идёт в школу. Как-то и сестру с собой взял, она не очень хотела, но поехала с ним. А потом началось: сцены, ложь, наркотики... Меня никогда не было дома, всё досталось матери.
Поначалу, когда Гийом был маленьким, мы пытались обратить это в шутку. Он и сам пытался посмеяться над этим и посмешить одноклассников. У нас дома были такие игрушки: член, режешь его, и брызжет кровь. Гийом носил их в школу и давал мальчишкам поиграть. Вроде бы смешно, но что-то наверняка происходило в его головёнке, когда он слышал собственные слова: «Глянь, это конец моего старика в кино, вот я его отрежу, и увидишь, что будет. Смотри!»
Я хотел предоставить им свободу, потому что сам был в детстве свободен, но боюсь, тяжела им была эта свобода при таком мудаке, как я, который всю дорогу шокирует добрых людей, показывает им то, чего они не желают видеть, и говорит то, чего они не желают слышать. Мне было легче быть сыном Деде, никому не мешавшего, чем им быть детьми Депардьё. Трудно спастись от идиотизма любителей перемывать кости такому типу, как я. А уж когда ты маленький, как, спрашивается, от этого спастись? Это всё подтачивает, всё губит. Тебе шесть лет, восемь лет, что ты можешь ответить сопляку, который говорит, что твой отец подонок, извращенец, убийца, что он разрушает моральные ценности, — короче, всё, что малец слышит от своих родителей? А вскоре вдобавок ко всему будут говорить, что я дружу с диктаторами, обедаю с Фиделем Кастро, а там, глядишь, сяду за стол с Путиным, они мои друзья, это правда. Ну и что? Все эти люди ничего не поняли, вот в чём ужас. Дело в том, что я ни на йоту не изменился с моих двенадцати лет. Я живу, как хочу, и дружу, с кем хочу, вот только всё это пало на моих детей.
Ладно, что теперь себя винить? Прошли те времена, когда я посыпал главу пеплом. Я дошёл до того, что сказал Гийому и Жюли: «Чёрт побери, чего вы хотите-то? Смените на фиг фамилию, если она вам мешает жить. Я понимаю, тяжко носить эту фамилию, когда кругом идиоты...» Не раз я им это говорил. Многие артисты меняют фамилии, и их дети спокойно ходят в школу.
| Песнь земли | Содержание | Семья, эта мерзость |