Луи де Фюнес и кинематограф Франции эпохи «славного тридцатилетия»... (Страница 6)
К.А. Юдин. Кандидат исторических наук. Полное название статьи: «Луи де Фюнес и кинематограф Франции эпохи «славного тридцатилетия»: от Шарля де Голля до Франсуа Миттерана. Опыт историко-философского анализа».
В то же время, настоящий гражданин Республики никогда не должен был утрачивать чувство меры и здравого смысла, а наоборот, изживать в себе избыточный субъективизм и пристрастие. Эти негативные качества, в конечном итоге, не только оборачиваются против самого «героя», если он не успевает их вовремя погасить или осознать ошибочность и скоропалительность своих действий и выводов, но и вредят делу гражданского единения, сопричастию общим целям и установкам служению Отечеству, что является показателем подлинного величия духа французского народа. Поэтому в первому случае неутомимый комиссар отступает от своих неуместных претензий, видя, с какой серьёзной самоотдачей готовится это, казалось бы, низкопробное по жанру действо – «шоу» в варьете, а другом фильме – просто его антигерой «деперсонализируется» на фоне явной правоты простодушного, доброжелательного механика, которого исполняет Бурвиль...
Шарль де Голль уверенно заявлял в своих мемуарах: «Разум убеждает меня в том, что Франция лишь тогда является подлинной Францией, если стоит в первых рядах; что только великие деяния способны избавить Францию от пагубных последствий индивидуализма, присущего её народу; что наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и не перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче, я думаю, что Франция, лишённая величия, перестаёт быть Францией...» [1, с. 120]
В течение всего «славного тридцатилетия» беспощадная борьба с «печатью посредственности» [1, с. 120], глубокая социальная сатира становиться лейтмотивом всего кинематографа эпохи голлизма. Ибо этот духовный порок – воцарение заурядности, презирающей всё героическое, по мнению генерала, составлял главную опасность, способную поразить гений нации, растворяющийся едкой кислотой примитивности существования – мелочного морализма, внешнего позёрства игр в партийность, и подобных им «низких политических комбинаций» [1, с. 116] мнимой множественности, выражающихся в эгоистическом стремлении казаться, а не быть – распылять свои силы на призрачные цели текущего самоудовлетворения, сводящегося, по сути, лишь к стимулированию тщеславия, вульгарных и пошлых претензий на оригинальность, игнорируя интересы Государства. Поэтому 1960-е годы стали настоящим расцветом, триумфальным воплощением идеи консервативного республиканизма, ратовавшего за возрождение традиционной модели власти – авторитета и незыблемого верховенства главы Государства, выступающего гарантом порядка и справедливости, уважающего интересы народа, но всегда твёрдо знающего пределы дозволенного, а именно – где заканчиваются конструктивные и обоснованные запросы на материально-бытовое благополучие и наступает патологическая зависимость от экономики, производства и навязываемого им потребления, рождающего чудовищную апологетику всего внешнего, чувственного, профанического в ущерб вещам внутренней природы и достоинства, когда на смену воину, философу-аскету, личности и гражданина, приходят торжествующий зверь «героев», безликих индивидов тёмной эпохи – банкиров, суетливых клерков и других типов «человека-массы», самодовольного недоросля [7, с. 348], «ускользающего» [14, с. 135-137] человека бесхребетного [11, с. 45-50], везде насаждающего свои порядки в угоду сиюминутного эмоционального порыва, хотения, выплёскивающего злобу на весь мир от собственной духовной несостоятельности.
Именно такой «подрывной тип» человека без устоев, без традиции, лишённого идейного напряжения и продиктованного им стиля, этоса жизни и главное – без способности к рефлексии и разумной оценке своих возможностей, проистекающих из осознания внутренней сущности, представляет настоящую угрозу для общества. Ибо пропагандируемое в буржуазной, технократической «цивилизации» нездоровое желание стремлении прыгнуть выше головы, «сделать самого себя» абсурдно по определению – существовать, обретать себя в становлении и ещё при этом не быть ничем невозможно, это и логико-гносеологическая антиномия, противоречащая не только традиционному органическому порядку, но и элементарно здравому смыслу.