Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 1. Люка. (страницы 3-6)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 3 |
| страница 4 |
Я родился не для того, чтобы стать артистом. В этом я совершенно убеждён и сейчас, когда собираюсь рассказать историю своей жизни. Девятый ребёнок в рабочей семье, как мои братья и все мальчишки нашего квартала, едва окончив начальную школу, я должен был учиться ремеслу. Ученик, подмастерье, мастер — вот путь, по которому мне предстояло идти.
Виктор-Шарль Шевалье, мои отец, маляр по профессии, пил запоем. Жозефина Шевалье, моя мать, басонщица, была женщиной праведной жизни. Из девятерых детей, которых она родила, в живых осталось всего трое — мои братья и я, самый младший. Старший брат, Шарль, был маляром, как отец. Поль, отличавшийся большей мягкостью и тонкостью, выбрал профессию гравёра по металлу.
До сих пор не могу понять, какая счастливая, звезда помогла мне, человеку без голоса, добиться успеха у публики и сохранять её любовь вот уже более полувека. А ведь речь идёт о самой непостоянной, самой требовательной публике — французской.
С чувством бесконечной неловкости приступаю я к своим мемуарам. Понятия не имею, как они пишутся. Как можно со всей откровенностью говорить о том, что происходило в вашей жизни? Вспоминать об отчаянии, охватывавшем вас порой, о болезнях и страданиях, которые приходилось переживать так, чтобы о них не догадывалась публика?
И всё-таки я постараюсь рассказать обо всём, что представляется мне интересным. Может быть, написанное мной пригодится кому-нибудь из таких же детей бедняков, каким был я сам. Я сохраню благодарность ко всем, кто мне дорог, но не забуду пережитых унижений.
Но чего бы я ни касался, буду говорить об этом с гордостью и достоинством человека, который чувствует себя сыном своего народа и остаётся верен законам простых людей.
Вы не узнаете из моей истории ничего сенсационного, но вместе со мной испытаете удивление от того, что судьба маленького менильмонтанца, пределом мечтаний которого было всего лишь заработать себе на хлеб, сложилась так, что имя его стало известным во всех странах мира.
| страница 5 |
Я родился 12 сентября 1888 года в предместье Парижа — Менильмонтане. Мы жили в страшной тесноте на улице Жюльена Лакруа. Эта длинная узкая улица связывает Менильмонтан и Бельвиль. И если последний — в то время он был как бы столицей предместий Парижа — жил жизнью шумной и подчас небезопасной, в Менильмонтане жизнь текла размеренно и спокойно. Здесь так много красивых и поэтичных уголков и живёт здесь мастеровой люд — народ по-настоящему достойный, представляющий самую здоровую часть населения Парижа.
Менильмонтан был воспет не однажды; естественно, что и мне захотелось прославить в песнях родное предместье. Ни одна из песен но рождалась у меня так легко, как те, в которых говорилось о Менильмонтане. Да разве могло быть иначе?
В нашей квартирке на улице Жюльена Лакруа я впервые начал присматриваться к тому, как много успевала сделать за день моя мать. На её руках было всё хозяйство, починка белья, одежды моего отца и братьев, уход за малышом (я был совсем крохой), а ведь ей приходилось заниматься басонными изделиями. Уже тогда я чувствовал, что она была самым прекрасным, самым замечательным человеком среди тех, кто меня окружал.
Как только я чуть подрос, мне пришлось выполнять мелкие поручения, чтобы хоть немного помогать по дому: я покупал котлеты и бифштексы у мясника, который торговал конским мясом, и бегал в булочную, в молочную. Я больше любил ходить к мяснику и в булочную, так как первый всегда давал мне в придачу к покупке кусочек конской колбасы, а булочница бесплатно добавляла рожок, оставшийся со вчерашнего дня. В молочной же мне отпускали всё строго по весу, и я должен признаться, что на хозяйку не действовали ни мой полный упрёка взгляд, ни моё детское обаяние. Не потому ли впоследствии я всегда отдавал предпочтение мясу и хлебу?
| страница 6 |
Однажды, после очередного запоя и безобразной сцены, отец хлопнул дверью и нетвёрдой походкой ушёл из дому, бросив жену с тремя детьми. Не буду рассказывать о том, каким горем и испытанием это было для матери. Старшему брату, который вначале принял на себя обязанности главы семьи, это быстро надоело, и, когда ему исполнилось двадцать лет, он заявил, что женится, так как не намерен ради нас жертвовать собой. И мы остались втроём — мама, брат Поль и я. Поль был ещё только подмастерьем в мастерской у гравера по металлу и зарабатывал около трёх франков в день. А нас ведь было трое. И мама, чтобы сводить концы с концами, начала ходить на подённую работу.
Из-за постоянного недосыпания и недоедания она почти ослепла. От слабости она по нескольку раз в день теряла сознание. Врач сказал, что её надо немедленно поместить в больницу и что лечение продлится несколько недель, так как болезнь запущена. Растерянно оглядываясь, дрожа всем телом, слушала его мать. Потом взглянула на меня. «А кто же будет заботиться о нём?» — прошептала она. Врач ласково объяснил ей, что на улице Данфер Рошро есть приют для детей брошенных родителями или почему-либо оставшихся без материнского присмотра. Он заверил маму, что кто-нибудь из соседей отведёт меня в этот приют и передаст направление, которое он напишет, так что меня сразу туда примут. Мать молча бросилась ко мне, и меня пришлось буквально вырвать из её объятий.
И вот, держась одной ручонкой за руку соседки, с жалким узелком в другой, дитя бедняков отправляется в приют. Это далеко, и путешествие в омнибусе немного развлекает его.
Мрачное серое здание. Он входит в комнату, где уже дожидаются трое других малышей, и смотрит на них во все глаза. Оказывается, у других тоже есть свои беды. Ему вешают на шею синий шнурок с номером, дают форму, чистое белье и помещают в группу детей среднего возраста. Ему грустно, он недоверчиво озирается, похожий на кролика, которого посадили в клетку с другими кроликами.
Некоторые из детей были так несчастны дома, что не плакали, когда их привели сюда. Но нашему малышу было хорошо дома, и, чтобы не раскиснуть, он изо всех сил сжимает кулачки в карманах штанишек, а ночью, когда все спят, просит бога: «Сделай так, чтобы мама поскорей выздоровела!»
Идёт время, и вот однажды ему говорят: «За тобой пришли... собирайся... Твоя мама выздоровела...» Он бежит, спотыкается...
Вот наконец знакомая улица. Дом № 15. Перескакивая через три ступеньки, он мчится по лестнице, за ним не угнаться. Мама! Разлука заставила маленького человека понять, что значит это слово.
| Содержание | страница 7 |