8. КАК ДОБИВАЮТСЯ ПРИЗНАНИЯ
Присмотримся к его дебютам в оперетте. Год 1946-й. Это год его больших успехов на радио, и у него есть все основания быть очень довольным. Ему даже кажется, что это сон — он никогда не ожидал такой популярности, какой добился за столь короткий срок. И тем не менее он тревожится. Потому что радио — это молох, пожирающий актёров эстрады. Каждую неделю французы ждут его выступлений, чтобы вдоволь посмеяться. Но это значит, что каждую неделю он должен ублажать их свежими номерами. Тогда как Дранем, Баш, даже Фернандель не обновляли репертуара месяцами и разве что за год выдавали по одной новой песне.
Актёр не в состоянии постоянно обновляться, и к тому же всегда в равной степени удачно. Форма важна ему в той же мере, что и спортсмену, художнику, писателю: временами всё идёт хорошо, никто не может сказать почему, а назавтра ты исчерпал себя. После шести месяцев еженедельных выступлений по радио Бурвиль чувствует, что жила иссякла. А публика ждёт не только, чтобы он сравнялся с самим собой, но и чтобы он превзошёл себя, ибо привычка делает людей требовательными. Он находит новые темы для своих монологов, но этого недостаточно.
Вот почему он принимает решение выступать в оперетте — там он станет ежедневно повторять одну и ту же роль, будет на сцене не один.
Но принять решение ещё не всё...
Прежде всего артист оперетты совсем не то, что артист эстрады: первый выступает в составе труппы, тогда как второй всегда на сцене один. Среди старичков (Коко Аслана, Андре Клаво, Алис Тиссо, Дювалекса, Жизель Паскаль и других) он единственный эстрадник, и ему предстоит осваивать новую профессию с азов. Но при этом он новичок особого рода, так как популярность, уже достигнутая им, не позволяет ему выступать посредственно. Опыт других актёров труппы, техника их игры очень скоро порождают в нём чувство собственной несостоятельности: рядом с ними он кажется себе жалким. Кроме того что он новичок в оперетте, он ещё и единственный комик труппы — тот, кому положено смешить публику.
Конечно, это по его части... Но только тогда, когда он выступает один — на сцене кабаре или по радио, предоставленный лишь своему вдохновению, и отвечает за то, что делает, целиком и полностью. Эстрадный актёр на сцене — единственный хозяин реакций публики. Сначала он должен как бы интуитивно прощупать, почувствовать зал... Выяснив отношение зрителей (тёплое, недоверчивое, настороженное), он должен её покорить, а покорив, удерживать в своей власти в течение всего выступления. Впрочем, то же самое происходит и в театре, с той только разницей, что эстрадный актёр вооружён не текстом (текстом хорошей пьесы), а одним талантом волновать и веселить... Он оперирует только средствами, которые черпает в себе самом. И он должен быть всякий раз другим. Хотя песню или монолог можно по три месяца не менять, тем не менее для актёра каждый вечер всё начинается сызнова, так как исполнение каждый раз зависит от публики. Чуть иная интонация, незначительное изменение текста, хрипотца, к месту мелькнувшая горькая усмешка — успех решают такие неуловимые детали.
Устанавливать такой контакт с публикой и сохранять его Бурвилю удавалось довольно хорошо. Но если в мюзик-холле всё это происходит между зрителями и эстрадным актёром, то в оперетте партия ведётся между зрителями и целой труппой, и каждый исполнитель должен сообразоваться с остальными. Тут надо играть, приноравливаясь не только к публике, но и к игре партнёров, а она тоже не остаётся неизменной. Надо совместными усилиями найти ритм спектакля, timing (*), изменяющийся каждый вечер (например, известно, что в субботу, когда в театре простонародная публика, он должен быть замедленнее, чем в другие дни). Наконец, оперетта идёт полтора часа, и в течение этого времени традиционный гаер, проходящий испытательный срок, должен вызвать и поддерживать веселье в зале, пока все остальные актёры играют в другой тональности. Совершенно ясно, как трудно найти тут здоровую меру: недостаточно явный нажим не вызовет смеха, слишком явный — вызовет раздражение. Всякий раз надо «пускать пробный шар», клюнет на это публика или нет... Ясно и то, как трудно найти правильный тон, когда все остальные актёры играют в иной тональности. Надо отыскать своё «ля» почти наперекор им. Он в таком же положении, что и солист хора, которого этот хор постоянно отвлекает, а ему приходится и вести свою мелодическую линию и в то же время включиться в хоровой ансамбль.
И все это Бурвилю необходимо усвоить сразу, так как его реноме не позволяет ему делать промахи, допустимые для актёра-новичка в полном смысле этого слова. Сегодня он говорит, что оперетта явилась для него замечательной школой: там он научился быть актёром. Но в ту пору она была ему чужда.
Плюс ко всему его сковывает текст, который в принципе он изменять не может, поскольку каждая реплика увязана с репликой партнёра (тогда как, выступая на эстраде один, он может удлинить или опустить её, если чувствует, что какой-нибудь эффект не пройдёт), и они вместе участвуют в раскрытии сюжета, возможно, пустякового, но с ним приходится считаться. Разумеется, в репликах его роли комические эффекты хорошо продуманны, но они не всегда соответствуют его индивидуальности. Впоследствии он сможет оспаривать текст, добиваться изменений и даже того, чтобы текст писался специально на него. Но в ту пору он должен ещё добиваться смеха при помощи эффектов, которые чаще всего ему ничего не говорят, а некоторые кажутся просто глупыми. Так, например, в оперетте «Хорошая хозяйка» он должен упасть на сцену с парашютом, одетый в пижаму. На его взгляд, это не смешно, а глупо — он ещё не научился использовать комическую ситуацию на свой манер, пропуская через свою индивидуальность. И на репетициях не знает, к чему все это; ему кажется, что он взялся не за своё дело. И он смазывает комедийные эффекты, вместо того, чтобы их обыграть. Его смущает, что он единственный актёр комического амплуа в труппе, и он чувствует себя любителем среди профессионалов и отвечает на реплики партнёров так робко, что его почти не слышно. Вместо того чтобы следовать интуиции, он целиком полагается на режиссёра и послушно выполняет его указания, хотя и чувствует, что требования режиссёра не учитывают его актёрского темперамента. Эти репетиции вызывают больше чем тревогу. Опасаются страшного провала...
А сам он больше всех. И вот день премьеры настал.
Когда Бурвиль вышел на сцену, между ним и зрителями как бы пробежал электрический ток... Он видит поднятые к нему улыбающиеся лица людей, ожидающих, чтобы он их смешил. Своего рода опьянение, охватывавшее мальчика, когда он веселил школьных товарищей, потребность развеселить берёт верх. Он забывает про указания режиссёра, перевирает текст, что-то придумывает на ходу, отдаётся своему бесу... и торжествует победу.
После того как он исполнил главную роль в оперетте «Магараджа», он пробует силы в театре на Бульварах, и в том же году снимается в нашумевшем фильме-remake (**) — «Избранник мадам Гюссон» Марселя Паньоля.
Всё идёт хорошо. Он сохранил признание публики, которая ему так дорога, и закрепил первый успех. Он уже больше не «звезда»-однодневка, о которой много говорят, но забудут, может быть, через год-другой. Он становится одной из крупных величин театрального мира. Из тех, кто держится долго... Теперь он прекрасно зарабатывает, живёт на проспекте Ньель. Он может быть доволен. И всё же...
И всё же его не оставляет чувство тревоги. Огромный успех «Магараджи» закрепил за ним славу комика в грубом фарсе. Когда зрители заливаются смехом, это, как известно, приносит самое большое удовлетворение, какое только может приносить профессия комического актёра. Кстати, это объясняет, почему он и по сей день выступает в пустых опереттах, которые даже шокируют многих его почитателей. Свою потребность смешить публику Бурвиль удовлетворил. Но как актёр он ею не исчерпывается.
Он отдаёт себе отчёт, что не только не совершенствовал своё искусство, но и, более того, что его эстрадные выступления в начале карьеры были намного лучше. А здравомыслие подсказывает ему, что актёр, который перестал совершенствоваться, со временем неизбежно исчерпает себя.
«Впрочем, у нас есть точный показатель — телефон... Если он звонит реже, надо бить тревогу»...
Телефон у него по-прежнему занят. Но лучше не дожидаться... Размышления — решение. Из размышлений рождается идея парного выступления с актёром совершенно другого плана. Позже партнёром Бурвиля в кино станет Жан Марэ. Пока что им является Жорж Гетари, модный эстрадный певец тех лет.
(*) - Расчёт времени (англ.).
(**) - Повторная постановка (англ.).