Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 18. (страницы 250-253)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 250

Правая нога дрожит. Расклеиваются мокрые от пота латы. Красная пудра с волос течёт по лицу. Смывается грим. Овации после моего первого ухода тут же покрываются шиканьем и свистом. За кулисами меня хватают в объятия. Спрашивают, не хочу ли, чтобы прекратили спектакль.

— Нет, надо продолжать, — говорю я.

Волнение завладевает всем мои существом. Я ощущаю боль. Физическую боль в животе. Выхожу. Шиканье, аплодисменты, крики одобрения, свист. И так при каждом выходе. В четвёртом акте я даже услышал голос, закричавший: «О! Опять он!»

Актёры, которых я просил говорить в среднем регистре, выдали максимум звука, как это было принято в ту пору в «Комеди Франсез».

В пятом акте волнение увеличивается. Наконец занавес падает и тут же поднимается снова. Гром аплодисментов почти заглушает шиканье и свист.

Бо́льшая часть публики хочет утешить, поддержать меня. Мне это очень нужно, чтобы обрести силы подняться к себе в уборную на третий этаж.

Жорж подавлен. В первый раз, говорит он, я увидел великий спектакль, и он вызвал скандал. Жан находит, что я прекрасный Нерон, лучший из всех, кого он видел. Его возмущают все эти интриги. Но он гордится тем, что моя судьба схожа с его судьбой. Уборная заполняется людьми. Все актёры приходят поблагодарить меня, выразить своё восхищение.

В прессе, как и в публике, раскол. То я «брат Расина», то меня нужно «заменить хорошим актёром», а мне связать руки за спиной (sic). Козни продолжались два месяца. Каждый вечер демонстрация. Вспоминали битвы на «Эрнани». В результате зал переполнен. Я привыкаю к сражению.

страница 251

Как-то решаю выйти перед началом спектакля на авансцену и попросить публику не устраивать демонстраций и не мешать моим партнёрам, обещая, что буду раскланиваться один, чтобы они могли шикать мне сколько угодно.

Я решил сделать это на другой день, но в этот вечер никакой демонстрации! Я был так сбит с толку, что остался недоволен своей игрой.

На следующий вечер снова огромный скандал. И так регулярно целый месяц через день. Как не подумать о кознях?

Однажды в день схватки приходит Лукино Висконти. Я глубоко опечален, что он пришёл именно в такой день. Он говорит:

— Удивительная страна Франция. Устроить скандалы на «Британнике»!

Вскоре столкновения вовсе прекращаются.

Однако несколько недель спустя освистан Жан Шеврие, игравший Бурра. Тут же выводят из зала молодого человека и девушку. Их допрашивают в актёрском фойе в присутствии Жана Шеврие и Мари Белль.

— Вы освистали Жана Шеврие, потому что спутали его с Жаном Марэ?

— Нет, потому что нам не нравится Жан Шеврие.

Мне передают эту забавную историю.

После спектакля актёр «Комеди Франсез» де Шамбрей, присутствовавший на представлении, приходит поздравить меня и спрашивает, где Мари Белль. «Если её нет в уборной, значит, она в ду́ше. Я как раз туда иду». Направляюсь в душ, де Шамбрей идёт впереди. Он входит со мной и зовёт Мари Белль. Она там. Шамбрей через дверь выражает ей своё восхищение.

Мари не знает, что я тоже здесь, и слышу, как она говорит де Шамбрею: «Освистали Жана Шеврие, потому что приняли его за Жана Марэ».

страница 252

Жан передаёт мне письмо, которое послал ему Роже Мартен дю Гар:

«Я обязан вам, дорогой друг, восхитительным вечером. Жан Марэ просто великолепен! Я восхищался им с самых его первых шагов и, думаю, видел во всех ролях. И всё же вчера вечером мне показалось, что до сих пор я не знал всего масштаба его трагического дарования, высочайшего благородства его пластики, мощи его голоса. (Некоторые интонации и пылкость напомнили мне Де Макса...) Поразительное соединение простоты, человечности и величия. Я два часа не отводил от него бинокля, не упустил ни одного движения губ, ни одного взгляда, скользнувшего из-под ресниц. Я знал, что он умён, культурен, что он артист до кончика ногтей, и тем не менее я восхищён силой его выразительности, точностью и разнообразием нюансов.

Крайнее изумление вызывают глупости, которые написаны об этой интерпретации героя!..

Ещё раз благодарю, дорогой друг, ваш

Роже Мартен дю Гар».

П.-Э. Тушар вызывает меня.

— Садитесь, — говорит он. — Угадайте, кто просит вас сыграть Ксифареса в «Митридате»? Йоннель.

(Директор часто говорил мне, что для этого актёра я олицетворяю все ненавистное ему в театре.)

— Что вы сделаете?

— Соглашусь.

Этот актёр-традиционалист, — не знаю почему, — решил, что на репетициях я буду изображать звезду и не подчинюсь его требованиям. Он был удивлён, что я первым прихожу на репетиции и стараюсь выполнить все указания режиссёра. Я находил это естественным, полагая, что раз согласился, то должен подчиняться. Этот человек очень быстро проникся ко мне уважением и даже подарил свою дружбу.

страница 253

Спектакль имел большой успех. На этот раз меня приняла и публика, и критика.

В первый раз в истории «Комеди Франсез», как это было у меня с «Британником», актёр дебютировал одновременно в качестве режиссёра и художника. В «Митридате» я довольствуюсь ролью Ксифареса. Вновь встречаюсь на сцене с Анни Дюко.

Мне предлагают сыграть Ромео. Тщетно пытаюсь объяснить, что по возрасту уже не подхожу для этой роли. Действительно, мне тридцать шесть лет. Но главная причина, о которой я умалчиваю, — мне не нравится перевод Сармана.

Зарабатывал я мало: восемьдесят тысяч франков в месяц, и уже в течение года отказываюсь от всех предложений в кино, чтобы целиком посвятить себя трагедии.

Для моего импресарио «трагедия» состоит в том, что я должен заплатить одиннадцать миллионов налога, и она не представляет, как я с моим небольшим жалованием в «Комеди Франсез» (я получал меньше, чем старший машинист) сумею сделать это.

Меня просят сняться в «Призыве судьбы» с Роберто Бенци, боятся, что я не захочу сыграть роль отца. Но я как раз потому и соглашаюсь, что надеюсь очень скоро сменить амплуа. Наступает время каникул, следовательно, никаких неудобств для «Комеди Франсез». Мне дают трёхмесячный отпуск.

Я готов к отъезду в Италию, где снимается фильм. Меня просят задержаться на два дня, чтобы сыграть «Британника» на утреннике в четверг. Хорошо! Я переношу съёмки. В четверг утром мне снова звонят, чтобы предупредить, что после утренника назначена репетиция «Ромео и Джульетты». Удивившись, я спросил, имеет ли это смысл, поскольку на другой день я уезжаю на три месяца. Управляющий согласился и освободил меня.

страница 249

Содержание

страница 254

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ