Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 1. Люка. (страницы 10-12)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 10 |
Через некоторое время я убедился, что у меня самого недостаточно сильные руки и ноги. Но видит бог, как я старался! Мне было десять с половиной лет, пришла пора бросить школу и учиться ремеслу. Какому? Разумеется, я хотел стать акробатом. Однако пришлось поступить учеником в ту же мастерскую, где работал Поль, с жалованьем десять су в день. Уже с первых дней я понял, что никогда не стану хорошим гравером. Я не мог думать ни о чём, кроме арены, прожекторов и другом в таком же роде. Я подбил Поля, и мы арендовали маленький участок на самом верху Бельвиля. Он стоил почти двадцать франков в год. По воскресеньям мы с Полем перекапывали землю, чтобы она стала мягкой. Но мы не собирались выращивать здесь овощи. Нам нужен был собственный манеж. После целого дня работы в мастерской, пройдя час пешком до нашего участка, мы приступали к упражнениям. Теперь нас ничто не отвлекало, мы были одни. Но долго так не могло продолжаться. Мы возвращались домой в полном изнеможении. Кроме того, хозяин мастерской скоро заметил, что работа меня совершенно не интересует, и однажды, в субботу, я сообщил маме, что меня уволили. Доходы семьи соответственно уменьшились на три с половиной франка в неделю. Мама отнеслась к этому довольно спокойно. Она утешила меня, сказав, что если я действительно хочу учиться, то найду себе где-нибудь место ученика.
В это же время Поль заявил, что не в состоянии по вечерам быть унтерменом и целый день работать гравёром по металлу. Он сильно уставал. Сказал он мне об этом очень мягко. Бедняга ещё похудел, а его кадык стал ещё больше.
Всё шло прахом, но я упёрся и решил во что бы то ни стало узнать, могу я быть профессиональным акробатом или нет. Я обивал пороги цирков, пока наконец меня пе взяли на испытание в одно акробатическое трио, разумеется бесплатно. Я был вольтижёром, то есть третьим на самом верху, удерживал равновесие на голове второго партнёра. Однажды, выполняя прыжок (мне снова нужно было оказаться на голове партнёра), я промахнулся. Со всего размаху подбородком и носом я ударился о затылок партнёра и с залитым кровью лицом упал и потерял сознание. Тут уж мама решила положить этому конец, пока я не покалечился. Да я и сам совершенно упал духом. Расставшись с мечтами о славе, я принялся за поиски места.
Через несколько дней, в течение которых я был занят тем, что читал объявления о найме на работу, горькое разочарование уступило место новой надежде. Раз я не могу быть акробатом, почему бы мне пе стать певцом? Ведь за исключением настоящих певцов, которых мы слышали в «Пале дю Травай» и в «Консер дю Коммерс», остальные, те, кто развлекал и смешил публику, голосами
| страница 11 |
(Пьер Поль Полен и Арман Дранем)
не обладали. Разве был, например, голос у «деревенского» комика Карлоса? Или у «солдата» Мюлери? Я решил пока ничего не говорить маме, учиться чему угодно, а тем временем готовить песенки для дебюта.
Не стану перечислять все ремесла, которым я учился в это время. Отовсюду меня выгоняли не позднее чем через две недели. Столяр уволил меня за то, что я слишком много времени проводил в туалете, распевая песенки перед воображаемой публикой. Электрик — за то, что, когда меня посылали с поручениями, я торчал в лавках, где продавались песенки, и, забыв обо всём, читал их, замирая от восторга перед именами тех певцов, кто был слишком знаменит, чтобы выступать у нас в Менильмонтане.
Наконец, я попал в мастерскую канцелярских кнопок. Здесь я зарабатывал больше, так как учиться, в сущности, было нечему. Если неделя была удачной, я приносил маме до десяти франков. Но через некоторое время рассеянность вновь одолела меня, и заработок снизился сначала до восьми, а потом и до шести франков. В один прекрасный день, когда я думал о чём угодно, только не о кнопках, я опустил зубило, которое держал в правой руке, на один из пальцев левой. Все сбежались на мой крик: палец висел, едва держась на руке.
Но ещё до того, как это случилось, я узнал, что на бульваре Менильмонтан в кафе «Три льва» по субботам и воскресеньям выступают певцы-любители. Публика, состоявшая главным образом из рабочих, относилась к ним с большой симпатией. Среди них был молодой часовщик по имени Жоржель, исполнявший песенки из репертуара Майоля, комический певец Бригам, выступавший в жанре Дранема, и ещё один, Леон Дельпьер, подвизавшийся в жанре Полена.
| страница 12 |
Жоржель — невысокий, худой; его нельзя было назвать красивым, но у него были приятная внешность и мелодичный голос. Кроме того, он обладал удивительной для актёра-любителя сдержанностью исполнения. В «Трёх львах» он был «звездой». Леон Дельпьер был высоким тощим парнем, и то, что с такой комплекцией он выступал в жанре Полена, отличавшегося дородностью, было неожиданным. Бригам пел гортанным голосом, но был по-настоящему забавен, а его весёлость как нельзя более отвечала вкусам рабочих парней, составлявших публику «Трёх львов», так как была им сродни.
В этом кафе я пропадал все субботы и воскресенья. В какой-то потной лавке я отыскал две песенки из репертуара «деревенского» комика Карлоса. Одна из них называлась «Семья бедняков», вторая «Юп-юп лярифля». Меня пленил костюм Карлоса. На нём были штаны в яркую полоску, голубая рубашка с белой вышивкой, деревянные башмаки и огромные белые перчатки. Костюм дополнял цветной колпак, конец которого свешивался на лоб, поверх колпака была надета смешная шляпчонка. В одной руке он держал корзину — из неё высовывалась голова утки, в другой — огромный зонт. Я раздобыл себе наряд вроде этого, и мама подогнала его по мне и отгладила. Она не думала, конечно, что он может мне всерьёз пригодиться. Я же тем временем в своей кнопочной мастерской, на улице и дома без конца напевал под сурдинку свои песенки, стараясь подражать манере Карлоса.
И вот я принял героическое решение: пошёл к хозяину «Трёх львов» и попросил его разрешить мне спеть мои песенки со сцены кафе в ближайшую субботу. Он с удивлением посмотрел на меня: хотя мне было уже двенадцать лет, роста я всё ещё был очень маленького. Узнав, где я живу и что родителям известно о моем намерении, он сказал, чтобы я пришёл с костюмом к восьми часам вечера в субботу, но добавил, чтобы я не рассчитывал ни на какое вознаграждение. Обезумев от счастья, я помчался домой.
Как сейчас, помню вечер своего дебюта. Мама и Поль прошли в зал, я — за кулисы и начал одеваться. «Звёзды» «Трёх львов» поглядывали на меня с интересом: я едва доходил им до пояса. Ну вот, готово! Вымазав себе чем-то красным щеки и нос, я дал пианисту свои ноты.
— В какой тональности вы поёте?
— В какой вам будет угодно!
Моё невежество могло сравниться только с моей решимостью. Готов ли я выйти на сцену?
— Что за вопрос?!..
Пианист начинает, и я выхожу...
«Семья бедняков» — это смешная песенка о том, как деревенский парень приезжает посмотреть столицу, он не один, с ним его родные и друзья. В припеве каждый раз перечисляются все, кто приехал вместе с ним.
| страница 9 | Содержание | страница 13 |