Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 2. Лондон, Голливуд, Париж. (страницы 81-83)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 81 |
— Ты ведёшь игру, которую обязательно проиграешь. Ну что ж, это послужит тебе уроком.
Один лишь Джо Бридж пришёл проводить меня на вокзал Сен-Лазар. Несмотря на любовь, которую как будто питали ко мне в «Казино де Пари», час моего отъезда — восемь утра — показался всем слишком ранним.
Со времени возвращения из плена жизнь отдалила нас с Джо друг от друга. Мы уже не были близкими друзьями, и он не мог меня понять, не мог найти слова, которые поддержали бы меня в момент, когда я совершал, казалось, такой сумасбродный поступок. Он смотрел на меня добрым взглядом, его рукопожатие было дружеским, но слова, которые были мне нужны, не приходили. Я чувствовал себя подавленным, охваченным тревогой.
Может быть, я был неправ, поддавшись своим чувствам! Нужно быть очень сильным, чтобы отказаться от любви, от привычного уклада жизни, работы и лететь на собственных крыльях. И куда лететь? В страну, где я буду одним из многих иностранцев, приехавших пробовать свои силы. В город, где я уступаю всем «звёздам»-мужчинам. В продолжение всего пути — в поезде, на пароходе, в таможне — я чувствовал себя таким потерянным, одиноким, испуганным своей вновь обретённой свободой, что почти не осмеливался поднять глаза на других пассажиров.
Вокзал Виктория! В шумной толпе меня встречает Том Хирн, актёр, выступавший в «Фоли-Бержер» в 1908 году. Мы едем в гостиницу «Савой», где служащие говорят по-французски. Это немного ободряет, затем Том Хирн ведёт меня обедать в менее дорогой ресторан, чем «Савой», и вот мы уже в театре «Палас» на представлении «Хэлло, Америка!».
Элси Дженис появляется под шумные аплодисменты, высокая, стройная, гибкая, как мальчишка. Огромные, светящиеся умом глаза, волнующий хрипловатый голос.
| страница 82 |
Ничего похожего на талант Мистенгет, в которой секс и насмешливость соединяются с парижским шиком. Здесь труд, точность, приёмы чемпиона бокса. Я пугаюсь. Как буду я выглядеть рядом с такой партнёршей? Она затмит меня в два счета!
С каждой минутой я всё больше убеждаюсь в этом. Она изображает французского офицера, элегантного, как выпускник Сен-Сира, танцует с красивой девушкой. Потом идёт сцена из сентиментальной комедии, комический дуэт, и в конце спектакля то, что в программе называется «особый номер». Её номер. Одна на сцене, она показывает пародии, в которых француз, немец, англичанин и американец представлены с таким мастерством, что смех зрителей заглушает оркестр. Последний номер — танец, короткий, необычный, и Элси заставляет забыть всех, кто выступал до неё.
У меня такое чувство, будто меня ударили молотком по голове. Видя, как я ошеломлён и восхищён, она заразительно хохочет. Я совершенно искренне уверяю её, что, если бы знал, как она талантлива, ни за что бы не осмелился приблизиться к ней на сцене. Я очарован и одновременно расстроен. Убеждён, что в отношении меня произошла ошибка. Наверное, разумнее всего было бы не распаковывать чемоданов и завтра же сесть на обратный пароход. Её взгляд, до той минуты насмешливый, становится суровым. Об этом не может быть и речи! Жребий брошен. С завтрашнего дня она заставит меня репетировать, и она не будет Элси Дженис, если сразу же после дебюта я не стану сенсацией Лондона!
— Доброй ночи, дорогой Морис!
«Сенсация» спит очень плохо и задаёт себе множество вопросов, так и остающихся без ответа.
На следующее утро мы начинаем репетировать. Она настояла, чтобы в первые дни мы были одни. Как она была права! Одно дело, когда француз болтает по-английски, другое — когда он выступает в качестве комедийного актёра. Если бы на сцене я заговорил по-английски так, как говорю в жизни, никто в зале, наверно, ничего бы не понял. Я неправильно ставлю ударения. Вместо того чтобы понижать голос в конце слов, я его повышаю... Элси с ангельским терпением поправляет меня. Сейчас я не артист — я попугай! Повторяю то, что мне говорят, так, как мне это говорят. То же самое с танцами. Элси великолепный педагог, и она показывает мне каждое па; я осваиваю это довольно легко. Пожалуй, мне следует выступить в скетче с боксом, где всё или почти всё — пантомима. Это вернёт мне непринуждённость, потому что из-за такой работы (кажется, что тебе вбивают гвозди в голову) я утратил лёгкость, которой отличался, когда играл на французском языке. Я напряжён, сосредоточен и внимательно слежу за произношением, что превращает меня в молодого медведя.
| страница 83 |
В течение двух месяцев мы работаем утром, днём, а нередко и ночью. Я так старателен, что Элси кажется, будто я честолюбив. Честолюбив? Вот уж нет. Просто хочу сделать номер так, чтобы выглядеть не слишком глупо. Наконец дело начинает идти на лад. После трёх дней репетиций с артистами и танцовщицами я дебютирую в понедельник днём — по воскресеньям представлений нет.
В день спектакля безумно волнуюсь. До выхода на сцену я почти кричу сэру Алфреду Бату:
— Если дело не пойдёт, я всё это брошу, потому что одной ногой я на сцене, а другой — на пароходе!
Меня приводила в смятение мысль о том, что я должен коверкать чужой язык, выступая перед публикой, которая меня совершенно не знает. Я боялся, что не смогу достаточно быстро импровизировать, ведь мне нужно подумать прежде, чем сказать что-нибудь по-английски. Боялся, наконец, что в своей работе снова буду зависеть от женщины.
Всё это было не просто. Мне хотелось оказаться где-нибудь во французской провинции или на парижских окраинах, где бы я просто пел песни, выступая перед своими соотечественниками. К чёрту всё остальное!
Выхожу на сцену. Вежливые хлопки. Пою куплет и припев совсем молодого композитора Кола Портера. Стараюсь казаться непринуждённым; прежде чем уйти со сцены, исполняю короткую чечётку. Представление продолжается.
Сцена с Элси.
Перед каждой репликой я мысленно повторяю то, что должен сказать и одновременно пытаюсь быть непринуждённым. В результате у меня делается отсутствующее выражение лица. Элси, как хороший товарищ, каждый раз старается помочь мне попасть в тон. Должно быть, у меня жалкий вид. Когда мы танцуем вместе, я чувствую такую слабость, что ведёт она.
В скетче с боксом до меня донеслись лишь слабые смешки. Остаётся сделать только два небольших трюка и конец. Ну что ж, партия сыграна. И проиграна! Завтра же уеду во Францию. Вот они посмеются в «Казино»! А наплевать! Поеду в турне с песнями. Всё равно куда, только во Франции! Вольтера прав. Мне был нужен урок. Я его получил. Задача оказалась выше моих возможностей.
Думаю обо всём этом, поднимаясь в свою уборную. Там Элси, её мать, сэр Алфред Бат, актёры. Они хотят меня поздравить. Но я больше не могу. Усталым голосом прошу их не рассказывать сказок. Я понял. Я же не сумасшедший и очень хорошо умею отличать провал от успеха. Я требую, чтобы меня немедленно уволили. С меня довольно. Я хочу домой. Выражения лиц меняются. У них есть моя подпись, а контракт есть контракт.
| страница 80 | Содержание | страница 84 |