Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 2. Лондон, Голливуд, Париж. (страницы 93-95)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 93 |
В дебюте вместе со мной участвовали сестры Долли, приехавшие из Америки, и, конечно, Ивонна Валле, с которой мы должны были исполнить один два скетча.
Две сцены с Долли, две с Ивонной, песни и среди них «Валентина» — и меня провозглашают гвоздём сезона. Казалось, меня несла волна сказочной удачи.
Я совершенно искренне считал, что не заслужил такой оценки. По-моему, всё объяснялось тем, что актёры-мужчины французского мюзик-холла, участвовавшие в соревновании, были ещё очень слабы.
Так что же, ты был счастлив?
У меня был успех. Я жил размеренной жизнью с Ивонной Валле в очаровательной вилле в Вокрессоне под названием «Когда нас двое» (так называлась одна из моих песен той поры). Нервы и голова как будто отдыхали в этой мещанской и упорядоченной обстановке. Обычно мы возвращались в Вокрессон, как только кончались представления в казино, а днём ездили в Париж как можно реже.
Страх и смятение во время спектакля, хотя порой и напоминали о себе, перестали быть навязчивыми. Иногда я зарабатывал за один вечер десять тысяч франков.
Так всё-таки был ты счастлив?
Счастлив... счастлив! Конечно, у меня было хорошее настроение, ведь мне удалось вернуться к работе. Я радовался, что, несмотря на множество помех, вызванных состоянием здоровья, ничто как будто не мешало росту моей популярности. Был доволен, что моя настойчивость одолела болезнь.
Но счастлив?
Чтобы быть счастливым, нужно быть сделанным из такого прочного материала, который давал бы мне возможность петь во всю мочь и жить так же. А я, несмотря на все старания домашних сделать мою жизнь приятной, с трудом приспосабливался к вынужденной умеренности. Беда в том, что мои стремления требуют безгранично большего, чем допускает мой разум. Я представляю собой странное сочетание, любопытную смесь: мне присущи и страстный темперамент и рассудительность. Думаю, что страстность я унаследовал от отца, а рассудительность — от мамы. Я постоянно оказываюсь на краю пропасти, но разум всегда чуть-чуть преобладает и предотвращает катастрофу (постучим по дереву.)
Во время турне по югу страны друзья показали мне очаровательный уголок Ля Бокка, около Канн, и я купил там дом и полтора гектара земли. Я собирался в дальнейшем играть всю зиму в Париже, а летом отдыхать в Бокка. Мой дом будет называться «Люка», решил я. Вы помните, так мы звали маму.
Как объяснить, почему актёры, начав хорошо зарабатывать, не успокаиваются до тех пор, пока не осложнят себе жизнь, построив дом далеко от того места, где они работают.
| страница 94 |
Они надеются проводить там целые месяцы, но это никогда не удаётся. В конце концов, вы приезжаете раз в год на несколько недель в дом, содержание которого стоит бешеных денег и доставляет массу хлопот.
Конечно, всё это начинаешь понимать слишком поздно. Оказывается, человек менее счастлив, когда имеет слишком много чем тогда, когда у него нет самого необходимого. Если бы мне пришлось начать всё сначала, думаю, что я не пытался бы добраться до самого верха. Я просто постарался бы не оставаться в самом низу.
То, что я сказал о доме, продиктовано разумом. Но сердце и разум часто противоречат друг другу, и я всё-таки решил сохранить свой дом в Ля Бокка. Я рассуждал так:
я игрок, но не играю или почти не играю; в этом отношении я подавляю свои желания;
я люблю выпить, но пью мало или, во всяком случае, не слишком много; и здесь ограничиваю себя;
наконец, я подавляю своё стремление к необыкновенным женщинам.
Итак, вся моя жизнь проходит в том, что я работаю, как негр и живу, как монах. Всё время от чего-то отказываюсь, борюсь с целым сонмом искушений. Принимаю решения, потом начинаю рассуждать. Устремляюсь вперёд, потом отступаю. Таким образом мне удаётся сохранять своего рода равновесие, которое до сих пор давало мне возможность вести свой чёлн среди множества скал и морских чудовищ. Так вот пусть вилла «Люка» будет моей гаванью.
Наступил 1926 год. По мере того как я приближаюсь к нынешним временам, давние события моей жизни теряют значение и интерес. Временами мне хочется скомкать то, что я стараюсь последовательно изложить в этой бесконечной полуисповеди.
Я говорю полуисповеди, потому что нельзя всё-таки точно рассказать, как произошло то или иное событие! Нельзя быть откровенным до такой степени, чтобы совсем потерять стыд. И потом в биографии артиста интересны не беды: у кого их не было? Интересно, как он рос, в каком направлении шло его развитие, опьянял ли его успех, как происходили постоянные перемены, благодаря которым он поддерживал живой интерес и симпатию публики. Годы идут, сил становится все меньше, но опыт и труд помогают ему оставаться первым среди множества новых претендентов, стремящихся к популярности.
Я считаю, что человек, который хочет долго служить публике, должен не только беречь свои силы, но и не злоупотреблять своей популярностью и любовью зрителей.
| страница 95 |
Время от времени надо исчезать, заставлять скучать по себе, не давать превращать себя в рекламу. Нужно отказываться иногда от оваций, которые слишком легко даются. Я думаю, что, бросаясь на шею публике, можно только проиграть. Необходима сдержанность. Надо подождать, пока публика захочет вас видеть. Стараться не утомлять её.
В момент, когда я пишу эти строки, из жизни ушли три больших актёра — мои друзья: Гарри Бор, Виктор Буше и Макс Дирли. Их смерть никого не взволновала. Всего несколько коротких статей в газетах. Но никаких следов сожаления и грусти среди многочисленных зрителей, которых они развлекали в течение всей своей жизни! У публики уже другие любимцы. И это хорошо. Под крылом искусства артисты склонны считать себя более выдающимися фигурами, чем это есть на самом деле. А по правде сказать, им следовало бы знать, что их судьба — это судьба марионеток.
Не считая Чарли Чаплина, который при всех обстоятельствах оставит о себе воспоминания, кто был более знаменит, более популярен в кино, чем Дуглас Фербенкс? И что же? Его забыли. Те, кого успех опьяняет слишком сильно, должны помнить, что назначение артиста — развлекать публику и этим довольствоваться.
Впрочем, я думаю, что, если бы артисты были предоставлены сами себе, они бы не так легко теряли голову. Виноваты слишком увлекающиеся критики и всё восторженно преувеличивающие молодые фанатики. Чего же удивляться, если люди, у которых голова не слишком крепко сидит на плечах, доходят до того, что считают себя полубогами... или сверхбогами?
Но жизнь и время берут на себя заботу о том, чтобы поставить всё на своё место, и тот, кто не сумеет устоять, обречён на падение с вершины. В этом мораль сей басни.
В «Казино де Пари» начинает появляться всё больше англичан и американцев, и однажды просто так, для пробы, я исполнил в своей программе песенку на английском языке. Реакция партера и даже, к моему удивлению, галёрки очень благоприятна. Я боялся, что мальчишки закричат с верхотуры: «Давай по-французски, Морис, мы в Париже!» Но нет... Может быть, их заворожил особый ритм американской музыки, а может быть, их эпатировало то, что я пою на английском языке, не знаю, но моё нововведение попало в точку. Значит, надо подумать о дозировке. Космополитической публике «Казино» понравится, если в дальнейшем я буду немного петь по-английски.
| страница 92 | Содержание | страница 96 |