Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 6. Золотая свадьба. (страницы 211-214)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 211 |
| страница 212 |
Февраль 1952 года. Четыре концерта в Лиссабоне прошли с аншлагом, но на последнем чуть не произошла катастрофа. Перед самым началом погас свет и не только в городе, а и во всех прилегающих районах. С помощью электрических фонариков и свечей удалось разместить публику, все двигались на ощупь. В полном мраке в битком набитом зале почти безмолвно люди терпеливо ждали. Со сцены объявили, что ликвидировать аварию удастся часа через полтора, в ответ из зала донёсся шум: с философским спокойствием зрители поудобнее устраивались на своих местах, как в зале ожидания после сообщения о том, что поезд опаздывает. Мы за кулисами последовали их примеру. Назначенный срок прошёл, света не было. Зрители стали проявлять нетерпение: послышался свист, аплодисменты. Я предложил начать, осветив сцену, насколько удастся. Большая часть зрителей запротестовала, предпочитая ждать дальше, но увидеть потом всё хорошо.
Время шло, по телефону с минуты на минуту обещали свет, но терпение публики истощилось и уступило место грубости и угрозам, которые под покровом мрака неслись из зала. Однако никто не хотел получить обратно свои деньги, люди надеялись, что концерт состоится. Так продолжалось в течение трёх часов, наконец вспыхнул свет. Нужно было немедленно начинать! Но ни публика, ни я не были к этому готовы. Зрители были утомлены и раздражены долгим ожиданием, у меня наступило какое-то отупение: видимо, это была защитная реакция организма, который экономил силы.
Выхожу на сцену в час ночи. В первые мгновения не чувствую никакого контакта со зрителями. Зал отвечает вяло, на лицах усталость, мой мозг тоже дремлет. С трудом сосредоточиваюсь на текстах. В воздухе запахло катастрофой. Напрягаю все силы, чтобы прийти в рабочее состояние и стряхнуть усталость с публики. В три часа ушёл со сцены под овации всего зала. За кулисами, обессиленный, упал на стул. Ещё немного, и мой предыдущий успех был бы зачёркнут, репутация замарана, и всё это в результате обстоятельств, за которые я не несу никакой ответственности. Как тут не бояться неожиданностей?
| страница 213 |
После турне по Франции, Швейцарии, Испании, Португалии и другим странам вернулся в Париж и тотчас дважды очень удачно выступил в Историческом университете в новом для меня жанре пародии, который начинался с доклада. На сцене все атрибуты: стол, на нём графин с водой, очки, листы бумаги. Надеваю очки, начинаю читать, потом стол и всё остальное уносят в глубь сцены, а я в течение часа болтаю с публикой. Мне показалось, и на следующий день газеты подтвердили, что я снова выиграл партию. Я не читал, а импровизировал. Начал с признания, что буквально умираю от страха, выступая в Историческом университете. Исторический университет! Здесь на этом месте выступали люди, которых слава овеяла своим крылом. И вдруг я! Чтобы не сложилось впечатление, будто я по собственной инициативе проник в область, где мне абсолютно нечего делать, я рассказал, что в течение многих лет уклонялся от такой чести. По замыслу создателей этого своего рода чемпионата докладчиков я должен был рассказать о своём ремесле, о песнях, о встречах, о том, как я начал писать. Право выбора темы было за мной. Предложение возобновлялось каждый год, но я всё продолжал отказываться, опасаясь, что не справлюсь со своим старым врагом — неуверенностью в себе. Однажды меня сумели убедить, но в последний момент, охваченный паническим страхом, я попросил вернуть мне слово.
Как-то в Буэнос-Айресе «Клуб любителей книги» попросил меня в заключение моих концертных выступлений сделать сообщение о книге «Мой путь и мои песни». Я согласился и принялся обдумывать план. Вот как это будет: прочитаю несколько страниц о своём раннем детстве в Менильмонтане; вспомню наши семейные невзгоды, расскажу, как начал петь и как в двенадцать лет судьба дала мне возможность стать профессиональным певцом. Здесь я остановлюсь и скажу, что с тех пор меня в течение пятидесяти лет мотало по свету и сейчас в нескольких песнях я покажу, что из этого вышло...
Начал я с шутки: мол, я мог бы говорить об экзистенциализме или на какую-нибудь научную тему, но так как я в этом ничего не смыслю, то решил, что будет лучше, если я ограничусь тем, что пережил сам. Я надел очки и храбро начал читать. Успех дался легко. Вернувшись во Францию, я согласился выступить с отрывками из воспоминаний в «Казино» в Каннах. Зал был полон, публика смешанная — иностранцы, прочитавшие моё имя и ждавшие представления мюзик-холла, игроки, раздосадованные тем, что ушли из игорного зала.
Друзья посоветовали мне меньше читать и больше пересказывать отрывки. Мысль была правильной. Это позволило мне более откровенно сыграть комические песенки.
| страница 214 |
Впоследствии я отказался от «доклада» с очками и столом, а просто рассказывал публике, как всё началось.
Вот после этого я и набрался смелости выступить перед вами, дамы и господа, здесь, в зале Исторического университета. Я никогда не писал для того, чтобы оказаться в какой-то степени приобщённым к миру писателей. Я бы им не подошёл, как, впрочем, и они не подошли бы мне. Моё образование ограничивается начальной школой, и я уже давно забыл то немногое, что должен знать человек, имеющий удостоверение об её окончании.
Я стал писать, потому что во мне родилась уверенность, что это поможет мне разрешить некоторые проблемы. Обсуждая свои поступки наедине с собой, на бумаге, я лучше пойму, как вести себя в жизни.
Я всегда воспевал любовь, надежду, добрую волю. Об этом я и пишу; я не хочу состариться так, как на моих глазах состарились многие люди, которыми я восхищался; больше я ни о чём не помышляю.
Впрочем, писать я начал давно.
Помню, что ещё в 1920 году перед каждым новым представлением в «Казино де Пари» и перед новым сезоном в «Ампир», накануне премьер оперетт «Деде» и «Там, наверху» газеты просили у меня статьи о предстоящих спектаклях, разумеется, бесплатно!
Я писал несколько строк или давал по телефону интервью всегда в юмористическом тоне. Так бывало не раз, но этим дело и ограничивалось.
Поэтому, когда в 1937 году от выходившей тогда газеты «Пари-суар» ко мне пришёл Шарль Гомбо и от имени Жана Пруво предложил мне работу репортёра этой газеты, я был ошеломлён. Я чуть не рассмеялся ему в лицо и спросил, почему им пришла в голову такая «блестящая» мысль. Он мне напомнил о многочисленных коротких статьях, которые я писал перед премьерами, сказал, что читал мои письма, присланные из-за границы парижским друзьям.
| страница 210 | Содержание | страница 215 |