5. ПОБЕДНЫЙ ВАЛЬС
Патрик
Приближались летние каникулы 1961 года. Успех «Оскара» не ослабевал. Директор «Порт-Сен-Мартен» поговаривал о том, чтобы возобновить представления в октябре. Уставший от спектаклей отец не имел ни времени, ни сил, чтобы ухаживать за своим садом. Грядки с капустой и морковью заросли одуванчиками и крапивой. Он опасался, что персонаж Бертрана Барнье прилипнет к нему намертво и придётся возиться с чемоданами на сцене всю жизнь. Решив больше не играть «Оскара», он потихоньку подписал контракты на фильмы «Джентльмен из Эпсома» и «Столкновения».
Однажды из-за снежной бури супруги Дери застряли в одном из аэропортов США. Чтобы как-то убить время, Робер наблюдал за поведением таможенников. Он хохотал над их надменностью и назойливыми придирками к пассажирам. Вот кто был достоин внимания Луи де Фюнеса! Как было бы здорово напялить на него их форменное кепи и поместить в ревю с танцовщицами на музыку Жерара Кальви!
Он бросился на почту и отправил в театр телеграмму следующего содержания: «Имею для тебя пьесу».
— Ещё одно поздравление! — решил, увидев синий конверт, директор театра, в котором играл в «Оскаре» отец. И тотчас позвонил в его артистическую.
— Прочтите, пожалуйста, — попросил тот.
Вот тогда-то бедняга понял, что все его планы на начало нового сезона могут быть порушены.
Сюжет «Большого вальса» тоже был связан с чемоданами, но на сей раз только с одним, огромным, занимавшим почти всю сцену. Когда-то отцу уже пришлось сделать несколько танцевальных па в фильме «Ах, прекрасные вакханки!». Удачно справившись с пассодоблем в «Такси, тележке и корриде», он понимал, что тот танец не шёл ни в какое сравнение с севилианой, которую ему предстояло исполнить на сей раз. Все лето Колетт вместе с испанскими танцорами репетировала с ним. Но больше всего он был озабочен механизмом чемодана, который открывался из-за кулис с помощью тросов, имевших противное свойство запутываться. Упаси Бог назвать их верёвками, ибо это слово, как и зелёный цвет, по старому театральному суеверию якобы приносит несчастье. Тот, кто их ненароком произнесёт, должен угостить всю труппу аперитивом. В конце каждой недели отец забавлялся, прикидываясь рассеянным:
— Почему верёвка валяется на сцене? Какое у тебя красивое зелёное платье, Колетт!
Эта игра доставляла особую радость рабочим сцены и осветителям — они так и слышали хлопки пробок, вылетающих из бутылок с шампанским.
Действие «Большого вальса» происходило в большом аэропорту. Приятель Робера, командир самолёта в компании «Эр Франс», приходил иногда на репетиции, чтобы высказать своё мнение. Отец, ещё не забывший свой перелёт через Средиземное море, донимал его вопросами о его «Боинге-707». Польщённый пилот предложил ему посетить один из них на стоянке в ангаре аэропорта Орли.
Не мешкая, в одно прекрасное октябрьское утро, родители, Оливье и я прибыли заблаговременно в указанное место, где происходит смена экипажей. Стоявший как раз напротив бегов в Лоншане, наш «ДС-19» поблёскивал под осенним солнцем. Отец пребывал в большом волнении.
— Дети мои, не забывайте обращаться к нему «командир»! Не волнуйтесь, он очень простой человек. Вы никогда не поверите, что он способен поднять на воздух такую махину!
Мама, куда более раскованная, любовалась пожелтевшей листвой на деревьях. Мы же с Оливье как раз пытались определить простейшие марки самолётов, способные, по словам отца, взлетать и садиться, когда рядом с нами притормозила красная «альфа-ромео» с открытым верхом. Смахивающий на Дина Мартина [Американский певец и актёр (1914—1995), известный у нас по фильмам «Рио-Браво» Г. Хоукса и «Аэропорт» Дж. Ситона.] мужчина с седыми висками и в защитных очках приветствовал нас кивком головы и предложил ехать следом за ним. Сев за руль своей желто-лимонной машины, отец послушно выполнил этот приказ.
— Ты видел, какая у него машина, папа? Шестицилиндровая! Она стоит целое состояние!
В те благословенные времена никто не опасался террористов: сторож открыл ворота и мы припарковались прямо под хвостом самолёта. Получив общие сведения, мы поднялись по трапу и вошли в хвостовую часть. В салоне ещё не убирали, на полу валялись обрывки бумаги и прочий мусор. Отвратительный запах рвоты, смешанный с запахом духов командира, вызывал тошноту.
— О-ля-ля! — воскликнул отец, попав в кабину пилота. — Как вы разбираетесь во всех этих кнопках? Я бы потерял голову!
Он чувствовал себя сейчас в полной безопасности, ведь всё происходило на стоянке в ангаре, а не в ожидании взлёта.
— До свидания, капитан! — сказала на прощание наша мама.
Отец не хотел, чтобы я присутствовал на генеральной репетиции «Большого вальса».
— В зале будут зрители, не заплатившие ни сантима. Они придут лишь для того, чтобы себя показать. Подождите настоящего зрителя, который приобрёл билеты.
Его герой, таможенник Руссель, был встречен с большим одобрением. Все светские особы, которых отец недолюбливал, стоя аплодировали ему. На другой день всесильный критик Жан-Жак Готье разразился дифирамбами:
«Луи де Фюнес — это нечто! Феноменально ритмичный, живчик, полный энергии и задора, он достигает грандиозного результата, оставаясь уморительно-забавным в своём шутовстве. Перед вами актёр, обладающий поразительным комическим даром».
Но отцу, чтобы рассеять страхи, требовалось нечто большее. Каждый час он звонил кассирше театра «Варьете», выспрашивая, как раскупаются билеты. Только услышав, что она не успевает продавать, он наконец успокоился. В своём мастерстве отец достиг зрелости. Робер предсказывал ему, что он станет одним из великих французских актёров. Это предсказание начинало сбываться.
Присущие его прежним героям выражения и поведение достаточно накопились в его памяти. Теперь он мог прибегнуть к ним в любой момент, чтобы сделать характеры новых персонажей более отточенными, внося изменения по своему усмотрению, дабы придать им — тому же таможеннику, жандарму, хозяину ресторана — универсальный характер... В нашей повседневной жизни он обрёл беспечность, от которой лицо его так и лучилось. Это можно заметить в его тогдашних интервью.
Отец не забывал данного жене обещания — обеспечить ей тот образ жизни, от которого она отказалась ради него. Однажды утром, в день, когда «Большой вальс» не играли, они отправились под руку пройтись по парку Монсо и остановились перед частным особняком Мопассанов, который после войны превратился в офисное здание.
— Нам ведь неплохо живётся на улице Рима, — сказал он.
— А я не буду счастлива до тех пор, пока из моего окна не увижу это, — в тон ему пошутила мама, указав рукой на деревья парка.
Предложив ей пройтись вверх по аллее и остановившись метрах в пятидесяти дальше, перед зажиточным домом, он показал ей на большой балкон и произнёс:
— Теперь ты сможешь любоваться этим видом! Я дарю тебе здесь квартиру.
Новые соседи по улице Монсо узнали о нашем переезде по вою тотчас установленной сигнализации. Они, впрочем, были снисходительны к нам, за исключением тех случаев, когда наш безродный пёс набрасывался на йоркширов, маленьких породистых собачек, которых сжимали в объятиях дамы в роскошных манто. В девять вечера согбенный пожилой сторож открывал тяжёлые ворота, чтобы пропустить нашу машину. Он рассказывал, что эта работа по ночам позволяет ему днем заботиться о больной матери. Отцу было неловко беспокоить его своими поздними возвращениями из театра, и он неизменно давал ему приличные чаевые. А узнав, что старая дама гриппует, не ограничивался одной купюрой.
— Вы наверняка устаёте, — сочувствовал он ему.
— Я держусь лишь благодаря соку сельдерея, господин де Фюнес. Вам тоже стоит выпивать по утрам большой стакан этого сока.
Совет не был пропущен мимо ушей. На другой день мама купила соковыжималку, и клубни магического растения стали прибывать в огромном количестве. Отец добросовестно пил это неудобоваримое пойло.
В один прекрасный день сторож по-тихому исчез. Только тогда мы узнали, что его мать умерла сорок лет назад! Отец добродушно посмеялся:
— Этот свин сумел недурно разыграть меня! Вот кто настоящий актёр!
Но теперь он уже куда более трезво оценивал столь же вонючую, сколь и бесполезную микстуру, в которую имел глупость поверить.
Всё складывалось как нельзя лучше, но работы было невпроворот. «Большой вальс» делал полные сборы. Я был вознаграждён за свои успехи на выпускных экзаменах чёрным «фольксвагеном» и нередко заезжал за родителями после спектакля, прихватывая и супругов Дери, когда мы отправлялись поужинать в ресторан на площади Клиши. Зажатый между мамой и Колетт, отец то и дело давал мне советы:
— Ты гонишь слишком быстро! Посмотри налево! Осторожно!
Робер на своём «месте смертника» разыгрывал испуг, сползая с сиденья. Мастер розыгрышей, он рыдал, обливаясь самыми настоящими слезами страха. В ресторан мы входили, корчась от хохота.
В течение некоторого времени мне, однако, не пришлось возить всю эту весёлую компанию. Робер вступился за актёра Мишеля Модо, которого отец отчитал слишком резко, когда тот неосторожно заметил:
— Луи, у тебя что-то голова пухнет от успеха!
На другой день таможенник Руссель, обхватив голову руками, жестами показывал, как она у него распухает, повторяя тем самым трюк с носом в «Оскаре». Она становилась такой тяжёлой в ходе дальнейших спектаклей, что всё больше клонилась к полу. Шутка имела огромный успех, и под общий хохот все помирились. Таким образом, я снова стал их постоянным шофёром.