Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 15. (страницы 206-209)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 206

На самом же деле на мужчинах были латы, туники, пеплумы. Лично на меня накрутили двадцать метров материи. А все женщины в цветном трико, подчёркивающем их формы. Моя палка, превратившаяся благодаря гению Пикассо в настоящий жезл, тоже подверглась надругательству. Все (кроме критиков) единодушно утверждали, что декорации и костюмы прекрасны.

Анни Дюко настаивала, чтобы её костюм был сделан её постоянной портнихой Мэгги Руфф. Во время примерки я увидел, что она сделала очень красивое вечернее платье, не имеющее ничего общего с моим эскизом за исключением белого цвета. «Если хотите что-то переделать, не стесняйтесь», — говорит мне Мэгги Руфф.

Я робко прошу ножницы, становлюсь на колени перед Анни Дюко и разрезаю платье сверху донизу на глазах у ошеломлённой известной портнихи.

— Могу я получить такую же ткань?

— Сколько? — спрашивает она.

— Двадцать пять метров.

Мне приносят материю, и я имею наглость в присутствии Мэгги Руфф сделать платье. Ни одного шва, платье-пальто, принимающее форму только благодаря покрою и драпировке.

Позднее, когда Анни Дюко играла «Андромаху» в «Комеди Франсез», она потребовала, чтобы повторили костюм, который я для неё сделал.

Всякий раз, как я встречаю Мэгги Руфф, она спрашивает: «Когда же вы сделаете платье для моего Дома?»

В «Андромахе» я впервые придумал для Анни Дюко конский хвост, который до сих пор остаётся в моде.

Помимо бойни, которую нам устроила критика, мы удостоились и политической передовой Филиппа Анрио, который написал, что я приношу Франции больше вреда, чем английские бомбы (sic).

страница 207

Узнав об этом невероятном выпаде, я сказал актёрам: «Надо ожидать запрещения».

Спектакль не был запрещён, но на другой день мне позвонили из театра и умоляли не приходить. Фашистская полиция, вооружённая автоматами, избив швейцара, противившегося их вторжению, заняла театр, чтобы не впускать публику. Моя чудесная палка исчезла. Надо было за много недель вперёд оплатить помещение. Мы теряли огромные деньги. И это были не мои деньги, а Поля М. (секретаря Жана) и множества его друзей. Они отказались, чтобы я возместил их.

Я значился в списках, подлежащих аресту. Не мог в это поверить и всё же, зная, что арестовывают на рассвете, невольно просыпался около пяти утра и прислушивался, решив при первом же звонке выскочить в окно и бежать через сад Пале-Рояль, выходивший на противоположную сторону.

В конце концов я спрятался у своего друга Юбера де Сен-Сеноша, который жил у площади Звезды в квартире, где позднее в картину Дали попала пулемётная очередь, сделавшая её ещё более сюрреалистичной, чем она была до этого. Забавное убежище! Тем более, что каждое утро я на велосипеде с Мулуком на плечах ездил плавать в «Расинг-Клуб». Всё, чтобы остаться незамеченным...

Дело об «Андромахе» принимает ошеломляющие размеры. Все газеты мечут громы и молнии. Их чрезмерное усердие склонило публику на мою сторону. «Радио-Алжир» и «Би-Би-Си» из Лондона поздравляют меня. Отовсюду я получаю благодарственные письма. Интрига оборачивается против тех, кто её затеял. Благодаря этим негодяям меня начинают обожествлять. Жан говорит: «Беспрецедентная история в театре. Ты оказал нам услугу, заставив понять, что манера этих господ произносить стихи невозможна и станет невыносимой для всех тех, кто восстал против твоего стиля и яростно напал на тебя».

страница 208

Возвращаясь из «Расинга», я встречаю толпу студентов Жансон де Сайи. Они стаскивают меня с велосипеда, несут на руках, скандируя на мотив «Фонариков»: «❝Андромаха❞, ❝Андромаха❞. Анрио — это дерьмо, дерьмо — это Анрио. Фашистскую полицию к ...! Лобро — это дерьмо, дерьмо — это Лобро». И так до Порт Дофин. Мулук идёт следом.

Коллаборационистская газета излагает это происшествие следующим образом:

«Горе нам!

— Ты знаешь, запретили ❝Андромаху❞?

— Да, это английская пьеса.

Этот диалог имел место у стойки маленького кафе возле Опера. В этот же час на Елисейских полях банда студентов, узнав Жана Марэ, ставшего, как известно, мучеником, бросается к нему, поднимает как триумфатора, так странно приготовившего Расина под соусом à la кино.

Горе нам!»

«Би-Би-Си» передавало из Лондона: «Терпение, Жан Марэ, мы скоро придём!» Думаю, что это шло от Макса Корра, который много раз спускался на парашюте во Францию и в свободное время приходил на репетиции.

Разумеется, я узнал об этом уже много позднее, когда встретился с ним в дивизии Леклерка, где он был корреспондентом «Свободной Франции».

Жан был подавлен больше, чем я. Впрочем, я пыжился, не желая огорчать Жана. Уверял, что это замечательная история. Что никогда никакому молодому актёру не приходилось переживать ничего подобного. Я бахвалился и перед Полем, который внешне никак не выражал своего отношения.

страница 209

Получал отовсюду письма, в которых выражалось возмущение. Не переставал звонить телефон. Я не подходил к нему.

Наконец измученный, на пределе сил снимаю трубку и слышу молодой женский голос: «Месье, я просто хотела сказать, что очень огорчена из-за ❝Андромахи❞». — «Я тоже, мадемуазель». Положив трубку, я разрыдался.

Ложусь в клинику, чтобы вырезать миндалины. Жан навещает меня. Он рассказывает, что за обедом в испанском посольстве посол сказал ему: «Я был на ❝Андромахе❞ с дочерью Лаваля. Спектакль блестящий, мы горячо аплодировали. На следующий день меня пристыдили за мой энтузиазм. Жозе Лаваль не смела открыть рта. Мне сказали: ❝Вы не француз, поэтому вы не можете понять❞. В Испании плохо знают Расина, мы предпочитаем Шекспира. После ❝Андромахи❞ Марэ я понял Расина, я сжился с его героями, восхищался ими; может быть, я неправ. Ничего в этом не понимаю, но все вокруг нас аплодировали».

Друзья звонят мне, чтобы сказать об убийстве Филиппа Анрио. Шутя, они спрашивают меня, где я находился в это время. «В клинике, мне вырезали миндалины». Газеты сообщили об этом, добавив, что я пригласил хирурга из Японии, чтобы он пересадил мне «голосовые связки кота» (sic).

Я вернулся на улицу Монпансье. Бомбёжки становятся всё чаще и чаще. Все мечтают о высадке союзников. Наконец узнаём, что она состоялась. Живём в страшной неуверенности, никогда не зная, где находится армия.

Газеты, издаваемые Сопротивлением, объявляют: «Все настоящие французы должны явиться в свои профсоюзы и поступить в наше распоряжение».

страница 205

Содержание

страница 210

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ