Жан Марэ: О моей жизни (1994)

Глава 15. (страницы 210-213)

(Перевод Натэллы Тодрия)

страница 210

Я иду в Союз артистов. Меня отправляют в Театральный центр на улице Рояль. Прихожу в самый разгар фашистского налёта. Обыскивают, проверяют и, ничего не найдя... даже револьвер Луи Журдана в его пиджаке, который он повесил на ручку двери, — уходят в бистро напротив. Меня принимают, возможно, благодаря хладнокровию, которое я проявил во время обыска. А что ещё я мог сделать? Мне дают повязку F.F.I.* (* Французские силы внутреннего сопротивления.), револьвер и посылают в Союз.

Как всегда, Мулук сопровождает меня. Он бежит рядом с велосипедом. В конце улицы Рояль пост немецкой полиции. Останавливают и обыскивают всех прохожих. Если я поверну обратно, вызову подозрение. Если двинусь вперёд, меня обыщут. Я загнан в угол. В мой первый день «сопротивления» и ничего ещё не сделав, это слишком глупо! Я в голубом твидовом костюме, с ещё длинными после «Андромахи» волосами — всё, чтобы не вызвать подозрения! Я подзываю Мулука, он прыгает ко мне и ложится на плечи как серебристая лиса, какие носят дамы. Я двигаюсь прямо на одного из немцев, принимаю вид идиота и останавливаюсь. При виде такого «зазу» у него даже перехватывает дыхание. Он говорит: «Raus», и я прохожу.

«Зазу» — так называли тогда парней, носящих длинные волосы. Я ввёл, сам того не желая, эту моду, чтобы не надевать парик. Многие молодые люди последовали моему примеру, как бы бросая вызов коротко остриженным немцам. Однако мне не нравилось, что меня принимают за «зазу», и я много раз вступал из-за этого в драку. Реджани тоже. Однажды мы вместе идём на спектакль. Какой-то господин оскорбляет нас. Я пытаюсь объяснить, что наша профессия требует длинных волос. «Хорошенькая профессия», — говорит он.

страница 211

Р е д ж а н и: Ваше счастье, что на вас очки, иначе я дал бы вам пощёчину.

Он снимает очки. Реджани даёт ему пощёчину.

В Союзе артистов не знают, что со мной делать. В мэрии VIII округа нужны добровольцы. Отправляюсь туда. Мне дают автомат и посылают к госпиталю Божон, чтобы захватить немецкий грузовик с оружием. Сделать это оказалось очень просто: его никто не охранял. Мы увозим его, не проявив героизма. Затем меня ставят с автоматом перед Елисейским дворцом. Я должен стрелять, как только увижу вражеский отряд. Я забыл предупредить, что не умею стрелять из автомата. Молю небеса, чтобы неприятель не появлялся. Он не появился. Вскоре меня сменяют.

Я захожу за Жаном на улицу Монпансье. Мы приглашены на завтрак к Хосе-Марии Серту. Странно, жизнь продолжается, и Париж освобождается.

Почти всюду улицы пусты. Фашистская полиция прячется на крышах. Я по-прежнему в голубом твиде, признаюсь, неуместном в такой момент. Но тогда я об этом не думал. Мы с Жаном пешком пересекаем авеню Опера по направлению к теперешней улице Казанова. Пустая улица усыпана газетами, бумагами. Сопротивление разгромило газету Алена Лобро «Же сюи парту» и выбросило в окна всю писанину. Какой-то господин выходит с улицы Пти-Шан нам навстречу. Когда он почти совсем поравнялся с нами, с крыши раздался выстрел. Он падает. Кровь брызжет фонтаном у него из спины. Он приподнимается и снова падает, мёртвый. Я уверен, что стреляли в меня. Для загнанных фашистов это был конец. Они обречены. И знали это. Мой костюм, длинные волосы они воспринимали как вызов, как оскорбление. Они выстрелили.

страница 212

У Серта прекраснейшая в мире мебель, огромная хрустальная глыба, черепаховый стол, Булль времён Людовика XIV — настоящее чудо. Первые издания Паскаля, Расина, Декарта. Роскошные ткани эпохи Людовика XIV, в которые он меня задрапировал. Великолепный завтрак, блестящая беседа, заставляющая забыть о баррикадах.

Наконец Париж освобождён. Дивизия Леклерка совершает триумфальное — и опасное — вступление в город. Фашистская полиция, отставшие от своих частей немцы стреляют с крыш. Удача с неудачей бегут наперегонки. Перед освобождением Парижа молодой солдат звонит из ближайшего пригорода домой: «Сегодня вечером я смогу обнять вас». Семья на балконе ждёт своего героя. Он принимал участие в высадке союзников в Нормандии, сотни раз рисковал жизнью, чтобы соединиться с ними. Вот он здесь, их дитя, под окнами. Приветствия. Радостные возгласы на балконе. Крик ужаса. Маленький герой убит у них на глазах выстрелом с крыши.

На площади Согласия, не сговариваясь, собрался весь Париж; все одеты в красное, синее, белое. Мы в номере отеля «Крийон», откуда можно увидеть шествие войск и генерала де Голля. Он идёт один, в центре, медленно, спокойно, на большом расстоянии от колонн: удобная мишень. В ту же минуту автоматная очередь. Все орудия шествующих поворачиваются к нашему окну и начинают обстреливать нас. Я вижу жерла орудий. Снесена одна из колонн здания. Поль вопит: «Ложись, ложись же!» В меня летят обломки штукатурки, и я отвечаю как идиот: «Это не больно». Жан и Поль лежат ничком. Я остаюсь стоять у окна, чтобы не пропустить это фантастическое зрелище. Чем дольше я стою у окна, тем больше они стреляют. Ведь я единственный, кого они видят.

страница 213

Фашисты стреляли с крыши как раз над нами. Мы спускаемся на площадь. Жан и Поль покидают меня. Назначаем свидание на шесть часов у паперти Нотр-Дам. Там будет выступать де Голль.

Толпа кричит от радости, все обнимают друг друга. У всех потребность излить переполняющие их чувства. Меня узнают. Бросаются ко мне, женщины целуют. Вскоре лицо становится красным от губной помады. Можно подумать, что это я освободил Париж. Кричу: «Мулук! Мулук! Осторожно, не затопчите Мулука!» Не могу найти его. С трудом выбираюсь из толпы. Дома Мулука тоже нет. Я ищу его повсюду. Наступает время свидания, и я иду к Нотр-Дам. Вижу Поля и Жана, и рядом с ними Мулука.

— Где вы нашли его?

— На паперти, он ждал нас.

Иногда Мулук один ехал за мной в театр на метро. Это можно объяснить: каждый день мы с ним садились в метро на одной и той же станции. Но сейчас это уже походило на чудо... или на человеческий разум.

Все носят на рукаве повязки F.F.I. Свою я положил в ящик, стыдясь, что ничего не сделал, чтобы заслужить её. Но так как я по-прежнему остаюсь в распоряжении моего профсоюза, мне поручают арестовать Рене Роше. Я отвечаю, что во время оккупации он стал моим личным врагом и, если арестую его, это будет выглядеть как месть. Тогда мне поручают потребовать большую сумму денег у Алисы Косеа и Пьера Френе. Пьер всегда вёл себя безукоризненно. Я снова категорически отказываюсь.

Отчасти, чтобы покончить с подобного рода поручениями, решаю поступить в дивизию Леклерка. Один мой приятель служит в ней в чине капитана. Я сообщаю ему о своём решении. Сначала он был против, считая, что я принесу больше пользы в театре, чем в армии. Я настаивал на немедленном выступлении вместе с ними, не проходя подготовки в Сен-Жермене.

страница 209

Содержание

страница 214

ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО ПРОШЛЫХ ЛЕТ