Жан Ренуар. «Моя жизнь и мои фильмы» (1981)
Глава 24. Народный фронт
(Перевод Льва Токарева)Накануне второй мировой войны я удивился, что множество добрых людей, не способных даже муху обидеть, принимают «феномен Гитлера». Правда состояла в том, что они рассчитывали на Гитлера, который должен был избавить их от вредных, досадных мелочей, вроде опозданий поездов, забастовок газовщиков, электриков, почтовых служащих и мусорщиков, не говоря уже о телефонистах и шахтёрах. «В Германии поезда приходят вовремя и никто не бастует» — таков был их главный аргумент.
Как в Москве, так и в Нью-Йорке техника всемогуща, и хотя поляризация людей ровным счётом ничего не означает (и фашисты надеются на прогресс, на общество, основанное на технике), однако надо же всё-таки и выбирать свою позицию. Если бы мне, припёртому к стене, снова пришлось делать выбор, то я встал бы на сторону коммунизма, ибо мне кажется, что его сторонники обладают более честной концепцией человека. Но для меня — об этом я заявлял, заявляю и буду заявлять — подлинным врагом выступает прогресс, и вовсе не потому, что он медленно развивается, а именно потому, что он идёт вперёд. Самолёты опасны не тем, что терпят аварии. Они опасны тем, что вовремя взлетают и приземляются, что они удобны. Прогресс опасен своей опорой на совершенную технику. Именно успехи техники переворачивают привычные нормы нашей жизни и вынуждают человека жить в измерениях, для которых он не создан. Если бы прогресс, этот враг, ещё давал нам время приспосабливаться! Нет же, едва мы достигаем некой стабильности, как новое изобретение все ставит под вопрос.
Я снял фильм «Преступление господина Ланжа», пользовавшийся большим успехом. Он позволил причислять меня к когорте левых кинематографистов, должно быть потому, что в нём показывался рабочий кооператив, система, которая теперь не вызывает возражений даже в капиталистических кругах. В 1935 году Французская коммунистическая партия предложила мне снять пропагандистский фильм, что я сделал с радостью. Мне казалось, что долг каждого честного человека — бороться с нацизмом. Единственной возможностью принять участие в этой борьбе для меня, делателя фильмов, было кино. Но я ошибался насчёт его могущества. «Великая иллюзия», несмотря на её успех, не остановила второй мировой войны. Хотя я убеждал себя, что множество великих иллюзий, множество газетных статей, книг, демонстраций могут оказать своё влияние на события.
Съёмка фильма «Жизнь принадлежит нам» свела меня с людьми, одержимыми искренней любовью к рабочему классу. Я верил и по-прежнему верю в рабочий класс, в его приходе к власти вижу возможное противоядие нашему разрушительному эгоизму. Теперь в полушарии «сверхразвитых» наций, куда меня забросил случай, рабочего класса больше не существует. Пришло материальное благополучие, но рабочий класс лишился определённой духовной чистоты. Клин, как известно, клином вышибают. Рабочий, приобщаясь к буржуазному образу жизни, превращается в буржуа. Подлинный пролетариат находится лишь в развивающихся странах. Бразильский пеон — это пролетарий, а рабочий на заводах «Дженерал моторс» уже перестал им быть.
Активисты левого движения эпохи создания фильма «Жизнь принадлежит нам» были искренне бескорыстными людьми. Они были французами со всеми их недостатками и достоинствами. Им совершенно не были свойственны ни русский мистицизм, ни латинское красноречие. Они были великодушными реалистами. Придерживаясь разных тенденций, они всё-таки оставались французами. С ними я чувствовал себя легко — ведь я тоже любил народные песни и красное вино. Однажды случай свёл меня лицом к лицу с двумя разными группами. Произошло это в Венсене на большом антигитлеровском митинге.
С одной стороны, группа плотников, мужчин с густыми усами, облачилась по этому поводу в традиционные блузы. Другая группа состояла из молодых лаборанток. Мужская и женская группы спорили о целях революции. «Вот я, — говорил плотник, — воспользуюсь революцией для того, чтобы пойти в подвалы богачей и опустошить несколько славных бутылочек. Я не трону их мебель и столовое серебро. Возьму лишь доброе винцо». Это рассуждение возмущало девушку из другой группы: «По какому праву мы сменим буржуев, если станем подражать им в развратной жизни? Я хочу делать революцию для того, чтобы улучшить условия человеческой жизни, чтобы сделать человека более благородным и великодушным существом, каким не может его сделать реакционное общество».
Фильм «Жизнь принадлежит нам», съёмками которого я руководил, был сделан по большей части моими молодыми помощниками и техниками. Я режиссировал в нём несколькими эпизодами, но в монтаже участия не принимал. Другой фильм — «Марсельеза» — дал мне возможность выразить мою любовь к французам. Своим появлением на свет этот фильм обязан совершенно необычному приёму. Была открыта подписка: подписчики имели право бесплатно присутствовать на премьере. Это позволило финансировать фильм, что доказывает: фильмы можно делать и по подписке, разумеется, при условии, если не рассчитываешь на слишком многое и не хочешь стать миллионером.
В «Марсельезе» я рассказываю о марше марсельских волонтёров на Париж и о штурме Тюильри, положившем конец монархии. Вокруг этого исторического эпизода я показываю, как протекала жизнь некоторых из героев драмы. Мы переходим от Людовика XVI к Родереру, от королевы — к маленькой работнице, из дворца — на улицу.
Благодаря двум этим фильмам я жил в восторженной атмосфере Народного фронта. Мы пережили время, когда французы действительно поверили, что смогут любить друг друга. Все чувствовали, как их подымает волна великодушия.
| Марсель Паньоль | Содержание | Дух и буква |