9. СПАСЁМ ЗАМОК!
Патрик
Верхом оптимизма у отца была фраза: «Когда я умру...» В своём завещании тётка Мари решила осчастливить всех. Матери досталась половина замка в Клермоне, две или три фермы и кое-какие драгоценности. Остальное поделили шестеро других наследников. Заброшенный уже шесть лет тому назад, замок разрушался с каждым днём всё больше.
— А что, если тебе выкупить их долю? — спросил отец.
Мама согласилась договориться с другими наследниками, предложив им свои фермы и драгоценности в обмен на вторую половину замка. В 1967 году в результате долгих переговоров весь замок стал нашим.
Затея была поистине неподъёмная, но отца это не смущало. Ему в любом случае нужно было вложить деньги в проект, чтобы отгородить себя высокими стенами от поклонников, осаждавших его после триумфа в «Большой прогулке». Теперь уединение стало для него насущной необходимостью. Он стремился спрятаться от любопытных воскресных фотографов, готовых на всё, чтобы снять его. С другой стороны, ему не хотелось отдыхать в местах, где любят бывать богачи, как, например, в Сен-Тропе. Вся жизнь Брижит Бардо на вилле «Мадраг» была исковеркана осаждавшими её прогулочными катерами, а когда она шла купаться, то тотчас попадала в объектив фотографов.
Не привлекала его и компания любителей аперитива или стрелков по мишеням на одной из вилл в Любероне. Другие звезды покупали ради своего спокойствия дома за границей, а он предпочитал жить во Франции.
Однажды мы отправились полюбоваться своим новым жильём в новёхоньком «ягуаре». Почему отец приобрёл эту роскошную машину, столь противоречащую его скромным вкусам? Просто-напросто из-за двух ничем не связанных обстоятельств: своей левой ноги и Робера Дери. После съёмок в 1955 году в картине «Ах, прекрасные вакханки!» отец впервые получил главную роль в пьесе Жоржа Соннье «Поппи». Её играли в театре «Ар», небольшом зале, ныне не существующем, на улице Рошешуар. Он играл папашу-неаполитанца, закрывающего глаза на поведение дочери, которая продаёт себя направо и налево немецким, а потом американским солдатам. На премьере его скосила страшная боль в левом колене. Он свалился на пол и не мог подняться! Пришлось опустить занавес и отменить следующие представления. Рентгенолог впрыснул в больной сустав воздух и покрутил ногу во все стороны. По окончании этой пытки отцу сообщили, что он порвал мениск. Требовалась срочная операция. Хорошо знавший Мольера отец с недоверием отнёсся к обещаниям скорого выздоровления.
Госпожа Рубежански, хозяйка театра, посещала его ежедневно и баловала нас с Оливье конфетами и шоколадом. Не имея сил прогнать такую милую особу, отец предложил установить на сцене кровать, чтобы играть лёжа. Критики сочли пьесу аморальной, но восхищались талантом Луи де Фюнеса и изобретательностью режиссёра.
Он принимал по часу в день ледяную ванну (так поступают с лошадьми), затем тщательно бинтовал ногу. И вскоре обратил внимание, что боль особенно усиливается после того, как он посидит за рулём.
— Если я хочу продолжать играть, дети мои, мне не следует нажимать на сцепление.
Фиолетовую машину марки «ДС-19» обменяли на чёрный полуавтомат «ДС», в точности такой, каким он пользовался в «Раввине Якове». Постепенно нога стала проходить, хотя и случился рецидив на «Большом вальсе», когда он танцевал севилиану.
В «Большой прогулке» Колетт Броссе играла маленькую роль хозяйки гостиницы и была занята на съёмках всего три дня, после чего хотела отправиться отдыхать на Юго-Запад. Но съёмки затягивались, и Роберу Дери пришлось уехать раньше неё, чтобы устроиться в снятом доме. Это была настоящая драма для таких голубков-неразлучников. Но о том, чтобы она оставила его одного на уик-энд, не могло быть и речи. Заказав билет на самолёт до Биаррица на вечер пятницы, она после дня репетиций сцены «Мой конёк — постельное бельё» опаздывала на самолёт. Ехать, чтобы добраться до аэровокзала «Инвалиды», несколько минут. Отец как раз вышел следом за ней из студии, тоже куда-то опаздывая, и увидел её, как она тщетно пытается поймать такси. «Садись. Я тебя подброшу, давай быстро, я тоже спешу!» Колетт не заставила себя ждать. Сев рядом с ним, она надеялась, что отец тотчас рванёт с места. Но его «ДС» продолжала стоять на месте, а он не собирался жать на газ и лишь задумчиво смотрел вперёд.
— Что ты медлишь, Луи, я опаздываю!
— Я жду, когда она закончит подниматься.
— Кто?
— Машина!
Машины этой марки, как было обозначено в проспекте, имели гидропневматические подвески, которые поднимались, когда запускали мотор, а затем опускались, чтобы стабилизироваться. Под впечатлением этой техники отец никогда не выруливал, не дождавшись завершения всего цикла, хотя это не имело никакого значения.
Колетт успела на самолёт, но в последнюю минуту.
— Не может быть! — воскликнул Робер, услышав её рассказ. — Он больше не должен ею пользоваться!
И стал донимать отца:
— Луи, купи «ягуара»! Увидишь, у тебя не будет никаких проблем. Тебе даже не придётся переключать скорости!
— Но такая, как в фильме, не годится! В неё не влезет багаж! (Они снимали тогда «Маленького купальщика».)
— Да нет же, это седан.
— На кого я буду в ней похож? Подобные роскошные машины не для меня. Я не люблю шиковать!
— Зато будешь в безопасности. Она сделана из очень хорошего металла. К тому же у неё такая же приборная доска, что и в машине, на которой ты ездишь в фильме.
— Мне не по душе ездить на иномарке. Ну ладно, раз ты так считаешь...
Вот каким образом мы оказались в то утро в новеньком «ягуаре» на пути в Клермон. Робер, правда, скрыл от нас, сколько литров бензина пожирает эта машина. Как и в автомобиле хозяина «Маленького купальщика» месье Фуршома, на панели управления были тумблеры от двух раздельных баков.
— Ну вот, наконец-то видны крыши Шартрского собора! — воскликнул отец, делая очередной вираж. — Нет, вы только подумайте, левый бак уже пуст! Эта машина меня разорит! Придётся переключиться на правый. Каким тумблером надо воспользоваться?
— Справа, папа!
— Где это справа?
— Под правым циферблатом, посредине.
— Его надо поднять или опустить?
— Опустить.
— О-ля-ля! Надо быть инженером, чтобы управлять этим барахлом! Слишком сложно для меня. И к тому же она качается и менее устойчива на шоссе, чем любая телега. Лучше заправимся сейчас, не дожидаясь, когда и этот бак опустеет!
Останавливаться для заправки приходилось чаще, чем на «ДС». Заправщики узнавали отца на каждой станции. Приходилось давать автографы, в чем он никогда не отказывал.
— Жанна, сядь за руль. Ты сама попросишь, чтобы залили полный бак. Так меня не заметят.
Он съёживался на пассажирском сиденье, но это выглядело ещё хуже! Повторялась сцена из «Разини», когда Сароян прячется в своём «ягуаре» и звонит Бурвилю, находящемуся рядом в «кадиллаке»!
— В конце концов, дети мои, это лучше, чем иметь неподвижную ногу на всю жизнь и распрощаться с карьерой!
Так мы доезжали до Coсюр-Юзин и таверны «Корзина с цветами», где неизменно останавливались, чтобы закусить.
— Вы не застали Шарля Трене! [Известный французский шансонье (1913–2001), автор множества шлягеров.] Он только что уехал, — сказала нам в тот день хозяйка, свёртывая в рулон бумажную скатерть. — Он написал тут целую поэму.
— Вы же не собираетесь её выбросить? Лучше поместите в рамку! — запротестовал отец.
— Вы так считаете? Ладно, сохраним её!
Моя мама обожала этого «поющего безумца», как его называли. Отец же, помимо Мориса Шевалье, отдавал предпочтение Луи Армстронгу, Нату Кингу Коулу и Фрэнку Синатре.
Отведав хорошо прожаренных лягушачьих ножек с рисом, под винцо из долины Луары, мы продолжали свой путь. В те времена не было алкотеста. Мама садилась за руль: это успокаивало отца. О том, чтобы дать порулить мне, не могло быть и речи. Когда я вёл машину, он не спускал глаз со спидометра и жал на несуществующий тормоз на каждой развилке с криком: «Осторожнее!» Но мне всё равно не нравилась коробка передач. Миновав Шантосе-сюр-Луар и замок Синей Бороды, а затем Ансенис, мы наконец достигали вершины Удонского холма.
Замок Клермон выглядел оттуда довольно зловещим в сумерках уходящего дня. Можно было предположить, что Кристофер Ли в роли Дракулы ожидает нас на крыльце. Мы предпочли отложить осмотр здания до утра.
Обходя всевозможный мусор, разбросанный по двору, мы направились к ферме вышедшей на пенсию Жозефины, с нетерпением поджидавшей нас. Хозяйством тут занимались её дочь Мими и зять Жозеф. По случаю нашего приезда они принарядились по-праздничному.
— Господи, как же выросли Патрик и Оливье! Мадам де Фюнес, вы всё такая же красивая! А вы, месье де Фюнес, слегка располнели!
— Это с тех пор, Жозефина, как я бросил курить.
Мальчишкой я проводил тут все каникулы, кормил огромных свиней, которые запросто могли бы проглотить меня живьём. Как же мне повезло, что ещё в детстве я получил возможность именно тут открывать красоты природы! К счастью, родители никогда не ставили себя в смешное положение замысловатыми объяснениями о том, как происходит размножение у животных.
Месяц спустя поспешно установленная отцом сигнализация сработала посреди ночи. Разбуженные фермеры и соседи примчались, вооружившись охотничьими ружьями. Они обнаружили широко распахнутую, даже не взломанную, дверь на кухню: вор же благополучно скрылся! Столовую он посетил тоже, но, к счастью, гобелены висели на своих местах. На паркетном полу валялось огромное количество окурков. Мошенник, очевидно, проник утром во двор вместе с рабочими, а вечером они его заперли. Но когда пробило двенадцать часов, покончив с третьей пачкой сигарет «Житан», он, как в детективных фильмах, приоткрыл входную дверь, которая была связана с сигнализацией. Отец радовался, что воришку, на наше счастье, не хватил инфаркт — Луи де Фюнесу только недоставало трупа в своём доме!
Оливье
Многочисленные закоулки в огромном замке тревожили его — воры вполне могли притаиться там. Не уверенный, что запер все ставни и выключил радиатор, он обходил комнаты по два-три раза. Растущая популярность внушала отцу опасение, что его дом привлечёт грабителей. Погреб, гараж, часовня, нежилые комнаты, секретеры, шкафы — всё тщательно запиралось по вечерам и открывалось утром. С большой связкой ключей он скрупулёзно проверял все шкафы, хоть они и не содержали ничего ценного. Мама терпеливо ждала, когда он найдёт нужный ключ, чтобы достать скатерть или кастрюлю! За столом приходилось долго дожидаться вина: отперев три замка в винный погреб, он часто приходил не с той бутылкой.
— Вот, я взял премилое белое винцо. Оно прекрасно пойдёт с антрекотом. Я сейчас вернусь, принесу шампанского!
Вино имело для него большое значение. В погребе хранились лучшие сорта. Заказывая ежегодно десятки ящиков отменного бургундского у одного и того же торговца, сам он пил лишь вино с виноградников долины Луары.
Патрик
Мы договорились с Оливье ничего не говорить в этой книге о смерти отца, дабы избежать столь модной в наши дни дешёвой сентиментальности. Но как не упомянуть второго раза, когда сработала сигнализация? Это случилось в день его похорон! В то время как чёрный катафалк пересекал ворота, она завыла со страшной силой. Процессия замерла на месте: что случилось? Иные подумали было о сомнительной шутке. Жандармы тем временем обнаружили в замке одного из наших двоюродных братьев, которого по недосмотру оставили взаперти. Это он привёл в действие сирену, пытаясь открыть дверь. А затем с бокалом коньяка спокойно дожидался, когда его хватятся.