Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 3. Смутные времена. (страницы 152-154)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 152 |
Напрягаю волю, чтобы продолжать, и слышу, как говорю, что моя книга, теперь я это понял, также знак моей сыновней любви к матери... Здесь пришлось остановиться. Больше я говорить не мог...
Завтрак у Жюльяра с Франсуа Мориаком и его женой. Мориак очень любезен; ему хочется доставить мне удовольствие, а мне — понравиться ему. Вопреки моим предположениям, он умеет хохотать, услышав шутку. У него чисто французский склад ума. Но не надо его задевать... Ни в коем случае! Он прощает, но не забывает! Оказывается, высокая культура и самый гениальный ум не мешают выдающимся людям обижаться, нервничать и огорчаться из-за мелочей.
Куда же деваются их философия, их принципы?
Удивительно: Рене Клер просит меня сыграть главную роль во французском фильме, который он собирается ставить: незаурядный, обаятельный человек (выходец из простой семьи) влюблён в молоденькую девочку, которая его любит или воображает, что любит, пока не встречает своего ровесника. Горе пожилого человека, потом отречение. Он сам толкает девочку в объятия юноши... как это и должно быть!
Именно то, что мне хотелось сыграть, и при этом первоклассный режиссёр и первоклассная студия!
Продолжительный разговор с Рене Клером; он всё же очень боится поручить мне главную роль в первом фильме, который будет снимать во Франции после семи лет, проведённых в Америке и не принёсших ему успеха. Мне удаётся его убедить, что я хорошо сыграю эту роль.
— Вы ещё очень привлекательны, Морис, Слишком!
— Но мне пятьдесят восемь лет, я об этом помню и хочу играть роли, в которых был бы самим собой. К тому же моё добровольное одиночество доказывает, что я рассуждаю именно так.
Решение, чреватое последствиями! Я верю в успех, так как на моей стороне логика и правда. В конце концов, человек пятидесяти восьми лет — это человек пятидесяти восьми лет. Я был самым молодым среди молодых, потом представителем молодых, потом самым старым среди молодых. Если богу будет угодно, я буду самым молодым среди старых.
Вчера и сегодня вечером выступаю в Осло. Пел в слишком большом зале. Успех дался мне не так легко, как в Швеции и Дании, но это был успех.
| страница 153 |
Для моего нового жанра (сольная программа с пианистом) нужен зал не больше, чем на тысячу пятьсот мест. Я учусь каждый вечер, где бы я ни был. Работаю с радостью, но опять стал много пить. В этих северных странах так гостеприимны. Заздравные тосты следуют один за другим. Как сделать так, чтобы всегда быть благоразумным?!
Завтра мне пятьдесят восемь лет! Час, когда подводятся итоги прожитой жизни. Надо платить по счетам. Защищайся, Момо! Твоя жизнь великолепна, несравненна. Не подвергай себя опасности. Исключи вино и водку! Договорились?
Писатели очень обеспокоены успехами «чёрной литературы», которая эксплуатирует уродство, порок, ненависть и всевозможные извращения. Новый дадаизм * (Крайнее формалистическое течение в литературе и искусстве, возникшее в Западной Европе во время первой мировой войны и существовавшее приблизительно до 1924 года. Дадаизм в поэзии — это набор бессмысленных слов.) — проявление болезни, от которой страдает мир. Дело доходит до психоза, болезненности, жестокости, садизма. Куда это может привести?
Вернулся в Париж. Вчера умер Ремю Эта новость была ударом для меня. Ему было шестьдесят три года... Очень грустно. Большая потеря. Ушёл ещё один настоящий артист.
Похороны прошли спокойно, несмотря на засилие церковников. Не произошло никакого скандала, как когда-то на похоронах Фрагсона.
Паньоль просил меня сказать на могиле Ремю прощальное слово от имени друзей. Я старался говорить как можно лучше и был искренен. Я уважал его, восхищался им.
При выходе из ворот кладбища люди окружили мою машину с криками: «Да здравствует Морис!» (Ну, знаете!) Смеющиеся, радостные лица. А останки Ремю едва преданы земле.
Вот она, слава артистов.
У меня начинается роман с живописью. Купил два полотна Вламинка. Мечтаю теперь о хорошей картине Утрилло и об «Обнажённой» Боннара. Пока я не приобрёл этих двух картин, которые успел полюбить, буду ходить в музеи и на выставки, чтобы развить вкус и научиться судить о живописи. Надо отбрасывать лишнее, отбирать, делать выводы.
| страница 154 |
В живописи, как и в литературе, должны быть свои любимцы. У меня мало времени, а разбазаривать его глупо.
По-настоящему я хорошо себя чувствую только с артистами и людьми из народа.
Если какой-нибудь сноб или самодовольный тип раздражает меня своими высказываниями и суждениями, я очень скоро начинаю злиться и не стараюсь быть вежливым.
Был в гостях у Мориса Утрилло и его жены Люси Велор в их доме в Везине. Дом и сад в очень хорошем состоянии, но без особого отпечатка личности хозяев.
Мы входим в сад, и Люси Велор машет нам рукой из окна второго этажа (потом я узнал, что там находится её студия); она встречает нас с распростёртыми объятиями. Внизу открывается дверь холла, и появляется Утрилло. Он не такого высокого роста, как я думал, бледен, на лице следы глубокой скорби, предельно трогателен, похож на старого, отчаявшегося ребёнка. Утрилло, видимо, рад познакомиться и старается быть любезным. Хочется обнять его. Беззащитный гений, человек обаятельный, такой, каким его изображают в рассказах.
Люси Велор — ещё красивая женщина, полная сил, энергии. По её словам, бог наделил её даром живописца только два-три года назад.
Став женой Утрилло, она избавила его от горестной, мучительной жизни, которую он вёл бы, оставшись холостяком. Он был страшно одинок. Люси сохранила его здоровье (насколько это было возможно), поддержала его стремление заниматься живописью и силы, необходимые для этого. Сберегла его жизнь и талант и оказала на него благотворное влияние. Таким людям, как Утрилло, нужна опора, как слишком ломким кустам. Все любители живописи должны быть благодарны Люси Велор.
Необыкновенная пара, чрезвычайно своеобразная и полная жизни. Одно из полотен Люси Велор мне понравилось. Она с удовольствием подарила его мне. Я получил из её коллекции и картину Утрилло, изображающую уголок Везине. Это доставило мне большую радость. Утрилло обещал нарисовать для меня церковную площадь Менильмонтана, и теперь я только об этом и думаю...
На днях водил Мориса Утрилло на церковную площадь Менильмонтана, которую он собирается рисовать. Это будет его подарок к рождеству.
| страница 151 | Содержание | страница 155 |