Морис Шевалье. «Мой путь и мои песни» (1977)
Глава 6. Золотая свадьба. (страницы 231-233)
(Перевод Галины Трофименко)| страница 231 |
Его пианист — великолепный музыкант и сильный человек — почти вносит на сцену молодого актёра, сражённого полиомиелитом. У Тайоли необыкновенный, по-итальянски бархатный голос. Он поёт, сначала опершись на трость, а потом держась за спинку стула. Песни его очень красивы. Певец вызывает жалость и восхищение. Он так одарён и так несчастлив!
Мне попалась под руку статья в «Самди-суар», автор которой рассказывает о моём выступлении. Статью озаглавили приблизительно так: Старая гвардия (Шевалье, Паньоль и другие) открывает сезон на Ривьере.
Вот что пишет автор: «Вам говорят о том, что карьера этого актёра кончена, что у него уже ничего не осталось за душой, что его песенка спета, а потом оказывается, что этот человек быстрыми движениями тросточки, характерной, присущей ему одному мимикой способен привести переполненный зал в состояние напряжения. Результат: вызовы. Овации. Триумф».
Почему же эта статья, задуманная в благожелательном тоне, причинила мне боль, которая преследовала меня и во сне. Мне снилось, что молодёжь на галёрке зала, где я пел, заставила меня (тяжело это писать)... уйти со сцены.
Вчера вечером французское радио транслировало посвящённую мне передачу, в которой песни, исполнявшиеся мной в течение пятидесяти трёх лет, звучали в эфире как мелодические воспоминания. Лучшие молодые актёры мюзик-холла и театра выразили своё уважение и симпатию ко мне, исполнив некоторые мои песни, а также прочитав то, что написали обо мне Жан Кокто, Колетт и Андре Моруа. Я и все мои близкие, собравшись в гостиной виллы «Люка», внимательно слушали в течение часа двадцати минут этот каскад ритмов и весёлых мотивов. Мне казалось, что я — обвешанный медалями наполеоновский ветеран, которого чествует и награждает Франция. Она улыбается мне и нежно похлопывает по моей доброй старой соломенной шляпе.
Рим. Встретил я здесь западногерманскую актрису Марго Хильшер, которая приехала на премьеру своего фильма. Она побывала на моём сольном концерте; я спросил, не кажется ли несколько вышедшей из моды моя соломенная шляпа и моя манера работать. Она ответила не задумываясь. Шляпа нисколько не шокирует, облик вполне современный, а мой строгий стиль — более передовой, чем стиль некоторых современных актёров, которые следуют преходящей моде, прибегая при этом к искусственным приёмам.
| страница 232 |
Ей не понравилось только, что я ухожу со сцены после каждой песни; по её мнению, это слишком напоминает прежний кафе-концерт. Подумав немного, я решил, что она права.
Ух ты! Настало время, когда мне воздают почести! Самое удивительное предложение пришло из Голливуда от известного продюсера Уильяма Гетца. Он хочет снять цветной фильм — историю моей жизни, используя все последние достижения кино. Меня будет изображать лучший молодой актёр — Денни Кей. Как вы понимаете, я согласился, поставив только одно условие: фильм будет начинаться и кончаться сценой между мной и Денни. До сих пор не могу прийти в себя; оказаться первым французским актёром, жизнь которого американцы показывают в кино! И при этом продолжать ещё самому работать на сцене.
Согласитесь, что со мной случаются всё-таки удивительные истории!
Зал оперы быстро наполняется, как это бывает в дни аншлагов. Большой оркестр — человек сто лучших музыкантов — поднимается на прославленную сцену. Парадные костюмы — фраки, белые галстуки. Публика и исполнители взволнованны. Все говорит о том, что предстоит необыкновенное зрелище.
Сегодня вечером перед лицом «всего Парижа» с последним концертом выступает известная певица. В расцвете таланта она прощается с французской публикой, восторженно встречающей её появление на сцене.
Её имя — синоним слова «престиж». Уже много лет она занимает в мире первое место как оперная певица. Я никогда не ви- дел и не слышал её. Это Кирстен Флагстад.
Пришёл один, чтобы быть свидетелем этой драмы: победительница отказывается от аплодисментов.
Музыканты на местах, зал освещается. Появляется дирижёр.
Гаснет свет. Жорж Себастиан делает глубокий вдох, поднимает правую руку: звучит увертюра к «Тангейзеру».
Кажется, что смычками управляют какие-то механические силы. Каскады звуков сверхчеловеческой красоты. Приобщаешься к большому искусству, ощущаешь его. Музыка захлёстывает вас, переполняет всё ваше существо. Палочка Жоржа Себастиана посылает в зал флюиды, которые электризуют атмосферу. Гармония виолончелей придаёт бархатистость трелям скрипок.
| страница 233 |
Сильные, величественные звуки труб раздаются во взволнованной тишине, как королевский призыв.
В ответ на бурные аплодисменты дирижёр кланяется. Затем появляется г-жа Кирстен Флагстад. Её седые волосы, весь облик настоящей представительницы Севера производят сильное впечатление.
Зал наполняет свободно льющийся, свежий, молодой голос. Её лицо серьёзно, но в нём нет никакой величавости. Музыка Вагнера близка этой замечательной артистке. Может быть, это объясняется волнением, но вначале публика как будто проявляет некоторую сдержанность. Аплодисменты усиливаются после каждой арии. Кирстен Флагстад, по-видимому, уверена в своих возможностях. Восторг публики всё растёт.
Певица кланяется. Улыбается. Держится просто, достойно, сдержанно, скромно, естественно. Волны вагнеровской музыки гармонируют с этим спокойным, уверенным голосом. Говорят, что ей около шестидесяти. Этого не скажешь, судя по тому, как она заканчивает «Валькирию».
Публика потрясена. На галёрке неистовствуют, на балконе кричат, партер приветствует артистку. Это настоящий триумф.
Потом она исполняет арию Зиглинды из оперы «Зигфрид». Зал безумствует.
Она выходит. Делает маленький нервный реверанс-поклон. Быть может, её силы исчерпаны?
Оркестр исполняет «Сумерки богов». Сначала раздаётся траурный марш, где звуки труб выражают мятеж души. Кирстен Флагстад — настоящая вагнеровская жрица — прекрасно владеет звуком и передаёт его трагическую насыщенность. Она и Вагнер сливаются в единое целое, как две сверхчеловеческие силы. Раздаётся гром аплодисментов. Певицу вызывают много раз — и наконец последний поклон.
Большая артистка заняла своё место среди тех, кто войдёт в предания и будет служить примером. Прощайте, г-жа Кирстен Флагстад. Примите низкий поклон.
Два вечера пою в Мадриде в только что открывшемся кабаре. Публика пьёт, много курит и шумно ведёт себя.
Разве мне следует выступать в подобном месте?
Нет, тысячу раз нет.
Ни за какие деньги я не должен соглашаться на такую работу. Мой возраст, мои седые волосы и моя репутация не позволяют мне совершать такие неосторожные поступки. Я напрасно согласился на это, удивив людей, которые любят меня в Мадриде и не понимают, зачем я ставлю на карту свой престиж.
| страница 230 | Содержание | страница 234 |